Читать «Зеленый луч, 2017 № 01» онлайн - страница 70

Елена Ивановна Федорова

Сегодня она выбрала групповой снимок — женщину с годовалым испуганным ребенком на коленях, с мальчиком и девочкой по правую руку ее (суровым мальчиком и обиженной девочкой).

— А это кто? — спросила Лушка, погладив ботинки обиженной девочки.

— Это мама моя, старший брат мой, Иван, сестра Галина, и Мария, которая маленькая.

— А вы где?

— А меня не было еще.

Плеснув чай в блюдце, она продолжала:

— Иван под Харьковом погиб, — она коротко всхлипнула, но далее говорила уже без слез. — У него ведь бронь была. Жена его как раз в сорок первом, — она забормотала чуть слышно, — в мае, что ли, нет, наверное, в апреле, в апреле все же, — и снова громко, — родила ему двойню, мальчика и девочку, а сама померла. Он и остался один с двумя старшими детьми да еще с этими двумя малютками. Не пошел на войну. А бабы ходят по деревне, не здороваются даже с ним — у всех мужики на фронте, а у кого и погибли вовсе, а он — здесь. Здоровый, молодой, и — здесь… Не выдержал он, отдал всех четверых маме нашей и ушел. И погиб. — Она снова всхлипнула и выпила, но почему-то не из блюдца, а из чашки, по рассеянности, наверное.

— А Галина? — спросила Лушка.

— Галина… — Баба Сима вздохнула. — У Галины тоже судьба не сложилась. Она ведь Степана любила, и Степан ее любил, и они уж сговорились меж собой пожениться. Но он уехал, — она вновь забормотала. — Куда ж он уехал? Да куда ж он уехал тогда?.. Нет, не вспомню. А пока не было его, пришли сватья, от другого пришли сватья, — она махнула рукой куда-то за спину себе, — сосватали нашу Галину. Степан возвращается, а Галина уже просватанная. Она плакала, к отцу в ноги кидалась, не хотела за того замуж идти. А отец сказал: «Крест ломать не будем».

— Какой крест? — перебила Лушка.

— Ну, раньше же крестом благословляли, вот так, — баба Сима встала с кресла, крестообразно повела сухонькой ручкой, — и снова села. — Так и прожила всю жизнь. С тем. Долго жила. И мужа схоронила. И Степана пережила. А умирала когда, — баба Сима понизила голос, и слезы потекли по лицу ее, — без памяти лежала несколько дней, молчала, а однажды как закричит: «Степан! Степан! Подъезжай на лошадях к подъезду, я к тебе выйду». — Она неожиданно весело подмигнула Лушке. — Дети не поймут, какой такой Степан. А я не сказала им нечего. Не сказала…

Она слила чай из блюдца обратно в чашку, и выпила залпом.

— А Мария? — спросила Лушка.

— Ой, какая наша Мария красавица была, — баба Сима закачалась из стороны в сторону, всплеснула руками, — ой. Статная. Полная. Косы были вот такие, — она протянула Лушке левую руку с тянущимися друг ко другу сантиметров за пять большим и указательным пальцами. Посмотрела на Лушку, на ее шляпу, спохватилась, замолчала, увела глаза куда-то в сторону, вниз, и вздохнула, вставая. — Ну, зачаевничалась я тут с вами, а мне пирог еще печь…

И ушла.

Танька задумчиво жевала оладышек, делая вид, что ничего не случилось. Лушка, покачивая чашкой, наблюдая как легко кружатся в остатках чая легкие чаинки, прятала слезы и думала: «Как странно, казалось бы — чтобы слезы не потекли, надо закрыть веки, но нет, наоборот, надо пошире раскрыть глаза, и вот тогда уж точно не заплачешь».