По Венеции гуляют два еврея;солнце греет травертин и липкий мрамор,и сверкает в затенённых галереяхвечный образ неземной витражной мамы.Плеск каналов и журчанье русской речив разговор вплетают смысла нити.Разговор идёт, конечно же, о вечном,Разговор идёт о северном граните,Об отце и о скупом блокадном бытеРечь ведётся здесь, на площади Сан-Марко,И о тех, кто двести лет, забыв Египет,Стерегут в дождливой дельте остров мрака.Солнце греет, и пока ещё вы вместеИ едины, как река и переправа,И о том, как долго свадьбы ждать невесте,Рассуждает разговор картавый.Ты смеёшься — виноградины летают.Как легко чужую жизнь листать, как книгу,А за всем этим спокойно наблюдаетЭмигрантка — цареградская квадрига;Восемью бессмертными глазамиОна видит мир и пироскафа остовПод песком лагуны, и тебя, и остров,Тот, с которым навсегда тебя связали,И где скоро кипарисовые клиньяНад тобой споют про низость мезальянса.На скамье лежит забытый «Старший Плиний»В переводе на новейший итальянский.
Кредо
Отлипая от пыльных штор,Свет сочится в закрытые двери, —Существует лишь то, во что веришь,Надо только понять — во что.Но об этом давно всё сказано.Безразлично мне — позже ли, сразу лиКислород перекроет шток —Надо только понять — во что.Гром литавр, скрипок вой, клики горна:Тишина, ведь основа основ —Хруст, с которым мне рубят горлоТопоры моих утренних снов.Пусть всегда над расплавом — шлак,А все звуки стремятся к коде —Никуда любовь не уходит,Если только она пришла.Над студёной осенней водойЧайку крутит, как лист тополиный,И коричневой, вспененной глинойОбливает осоку прибой.И пускай предпоследний штормРаздирает ей крылья на перья —Существует лишь то, во что веришь.И успеть бы понять — во что?
