Читать «Голосую за любовь» онлайн - страница 242

Гроздана Олуич

Как-то Виктор затеял с Мори спор об «Эстетике» Гегеля. Он был настроен на философский лад, а Мори никак не могла собраться с мыслями. Дважды механически повторила гегелевский постулат о том, что то, что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно, как вдруг покачнулась и потеряла сознание.

Был вечер. С ловкостью, которую он у себя не подозревал, Виктор подхватил Мори на руки и отнес в кровать. Ему казалось, что все происходит во сне. Он стал бить ее по щекам, как видел однажды в каком-то фильме, потом побрызгал водой, как где-то читал. Наконец, сообразив, он поднес ей к носу флакончик духов. Мори быстро пришла в себя, посмотрела на него и покраснела. Да, отец — не самый удачный свидетель переживаний дочери по поводу мужчины. Особенно отец, которому известен неумолимый ход событий, уходящих и повторяющихся, как весна. Ему не нужно ничего объяснять, и нет смысла его обманывать. Остается только молчать. И они молчали. Да, он глубже и лучше ее. Он не станет разглагольствовать о ничтожности вещей, заставляющих нас страдать. Но всегда в своих поступках исходит из этого.

— Тебе лучше? — спросил Виктор.

Да, раздраженно ответила Мори.

— Вот и хорошо. Я позову мать, пусть она тебя немного развлечет. Адью!..

Между его комнатой и комнатой Мори была столовая, и Виктор оставил раскрытыми все двери. Вскоре он услышал нежное сопрано своей женушки, взволнованно задававшей вопросы. Мори спокойно ей отвечала. Ничего не скажешь, умеет владеть собой! Настоящая львица! Виктор не без гордости, но и не без грусти усмехнулся, закурил и совсем успокоился. Уже несколько дней он чувствовал, что вот-вот в его состоянии наступит перелом. Или его осенит, или он в конце концов откажется от борьбы. Виктор особенно ясно понял, что ему надо сделать выбор, когда получил предложение принять участие в работе над энциклопедией. Писать энциклопедии или делать нечто подобное — это, наверное, все, на что он еще способен. Но ему было больно думать так. Итак, он бросил пить и начал ждать, когда все решится само собой. Если он и впредь будет мучиться над чистым листом бумаги, значит, писательское дело не для него. Ох уж это пресловутое творчество!.. Он прошелся по комнате, подошел к окну и облокотился о подоконник. За окном была ночь. Тополя в конце улицы стояли как стражи тьмы. Виктор не успел удивиться своему лирическому настрою, как внезапно отпрянул от окна. Он ощутил в себе биение жизни и нежность, то, чего ему не хватало, чтобы писать. И с жадностью голодного пса, схватившего с земли кусок хлеба и озирающегося, нет ли рядом еще, Виктор набросился на работу. Он торопился излить свою нежность в замысле, который так долго вынашивал. Его сердце гулко стучало. Ну разве он когда-нибудь сможет постичь и передать этот таинственный миг! Было страшно, он глупо улыбался, заламывал руки и смотрел в никуда. Медленно, но верно Виктор обретал себя. Стараясь справиться с волнением, он призывал себе на помощь любовь и память. Только бы ему сломить последнее сопротивление разума и прислушаться к голосу изнутри. Виктор подбежал к столу и дрожащей рукой наспех записал несколько фраз. Они были великолепны, безукоризненны, емки, содержали зародыш всего того, что он стремился передать, и дали его воображению мощный толчок. Виктор усмехнулся, сел и начал писать, не успевая следить глазами за порхающей над бумагой рукой, забыв о том, что вершится чудо. Оказалось, это так просто! Он начал с диалога. Живое слово прозвучало с первой строки и дало буйные ростки жизни. Он творил мир…