Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 6
Ирина Лазаревна Муравьева
Не то в католичестве. Возобраняется служителю церкви земная услада. Поэтому многие часто впадают в грехи так, как Волга в Каспийское море. То мальчика бросятся вдруг целовать, воспользовавшись темнотой и безлюдием, а то молодую вдову так затискают, что только дивиться приходится людям тому, что рожает она, безутешная, спустя целый год после мужниной смерти.
Теперь про отца Бенджамена Витторио. Он мальчиков не целовал и не гладил. Не трогал руками ни жен и ни вдов. Короче, безбрачие было нелегким для плоти его, но желанным душе. И лишь одного он не смог победить: того любопытства, которое жгло как огонь. На всякие тайны постели супружеской, уж не заикаясь и о
Вот и сейчас, вслушиваясь во влажный от слез голос Катерины, он почувствовал сладостный холодок, побежавший вдоль его старого позвоночника, и навострил уши.
— Как часто ложится с тобой он, дитя?
— Четыре раз за день и столько же за ночь.
— Имеет ли ключ он от спальни твоей?
— Я не запираю на ключ своей спальни.
— Ты разве все на положеньи служанки?
— Ах, что вы, отец мой! Какой там служанки? Вы видели жемчуг на мне? И мантилью?
— Мантилью я видел и жемчуг заметил. Но мы не об этом с тобой говорим. Зачем ты сбиваешь меня, Катерина? Итак, он приходит и сразу ложится?
— Да нет. Не ложится, а сразу бросается.
— Бросается? И?
— И срывает с меня сорочку и чепчик.
— И чепчик срывает? А чепчик зачем?
— Не знаю, отец мой, он не объясняет. Срывает мой чепчик, бросает все на пол.
Слюною наполнился рот Бенджамено.
— И ты остаешься ничем не прикрытой и наедине с посторонним мужчиной?
— Да, я остаюсь с ним, и он начинает любить меня.
— Опомнись, дитя! Разве речь о любви? О мерз-ком и богопротивном соитии!
— Я знаю, отец.
Она разрыдалась. И вынула из своих хрупких ушей жемчужные серьги.
— Примите, отец мой, на помощь сироткам…
— Отдашь Константину, — отрывисто молвил отец Бенджамено. — Теперь Константин у нас ведает всею хозяйственной частью. Итак, Катерина. Пока он безжалостно, гнусно и низко тебя оскорбляет, что делаешь ты? Зовешь ли на помощь? Клянешь ли? Кусаешь его в подбородок? Царапаешь щеки?
— Нет, нет.
— Что же делаешь ты?
— Я тоже его обнимаю, отец.
Священник притих. Прошло минут шесть. Потом он опомнился и зашептал:
— Мне страшно, отец. Все молитвы бессильны… — опять повторила она.
— Молитвы бессильны?! Я мог бы проклясть тебя! Да! И Господь простил бы мне это проклятье! Поскольку в душе ты осталась в своей прежней вере! В своей богохульной и богопротивной языческой вере! И я бы мог даже тебя отлучить от Святой Нашей Церкви. Как знаешь кого отлучали? Не знаешь? А я ведь могу и сказать!