Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 34
Ирина Лазаревна Муравьева
— Buona cara mattina, — застенчиво произнесла она бархатистым со сна голоском. — Доброе утро, миленький.
— Buona, buona! — рассеянно отозвался муж, с досадой взглянув на нее.
— Мой дорогой господин куда-то торопится? — продолжала она, нечуткая, как все выросшие в богатстве, избалованные люди. — У него нет секунды для своей лисички?
— Альбиера! — Пьеро впервые повысил голос. — Нельзя думать только о себе! Кроме этого ежедневного кувырканья в постели, я должен позаботиться о том, чтобы обеспечить семью!
Глаза новобрачной застлало слезами, и цвет их стал красным, как кровь.
— Я знаю, что ты никогда не любил меня! — Она изо всей силы стукнула кулачком по взбитой по-душке. — Отправь меня к папе и маме обратно, отдай в монастырь, но нельзя же так мучить!
— Dio per questo! Господи, за что! — проскрежетал зубами Пьеро, но природная мягкость души и прекрасное образование, полученное за границей, не позволили ему плюнуть на все и броситься на третий этаж, где голубь, наверное, ждал терпеливо. Он вернулся обратно к Альбиере, встал на колени возле пышного супружеского ложа и поцеловал младенчески маленькую ножку.
— Скажи, что ты любишь меня, — Альбиера все шмыгала носом.
— А то! Обожаю! — уныло ответил он ей.
— Ой, не врешь ли? — Она заблестела глазами. — А как вот насчет доказать?
— Что? Опять доказать? Работа-то как же?
— Il lavoro non en lupo. Работа не волк, — объяснила она.
И он подчинился. Да, он подчинился. Поскольку всегда, во всех цивилизациях — и даже в Башкирии, даже в Перу — мужчины страшатся скандалов и слез.
Когда, наконец, Пьеро освободился из плена ее крепких ручек и ножек, то голубя не было. Ни на каком из трех этажей его дома. Нигде. Тогда он решил от тоски прогуляться и вышел на площадь Синьории. Вот тут на плечо его и опустилась ученая птица».
Но дальше опять обгорело, и я сама продолжаю. А если бы голубь сей не долетел? Положим, пришла бы гроза, закрутила его в небесах да и бросила наземь, на плиты какой-нибудь площади, а? Но он долетел. И, мягко журча всей утробой своей, раскрыл острый клюв, чтобы Пьеро мог вынуть кусочек бумаги. Дождался, пока тот прочтет, побледнеет, зальется слезами, смахнет эти слезы, чтобы не заметили их шалопаи, гулявшие рядом, и, лишь убедившись, что выполнил миссию, взмыл в небеса и там растворился.
Пьеро сжал записочку в кулаке, насквозь пропотевшем от сильных волнений, и начал продумывать, что ему делать. Катерина написала всего несколько слов, но сила любви отворила ему еще один глаз, уже третий по счету, и он разглядел этим глазом слова, которых в короткой записочке не было. «Люблю, жду, надеюсь, — писала она. — Найди меня, сердце. Я здесь». Он понял, что «здесь» — это город, в котором родился он сам, и что властный да Винчи, родитель его, приютил Катерину. Однако он знал, что родитель его, когда ему лгут или что-то скрывают, способен на гнев не всегда справедливый.
И здесь, во Флоренции, было препятствие: жена Альбиера. Если он только заикнется, что ему необходимо отлучиться по делам, она немедленно сообщит, что едет вместе с ним и нисколько не помешает. Среди его друзей не было ни одного верного в брачном союзе человека. У каждого где-то скрывалась одна, а то даже две полюбовницы сразу, и это весьма украшало их жизнь, она становилась какой-то взволнованной, слегка словно бы розоватой и даже согретой в те дни, когда шел сильный дождь и слуги подкладывали под перины горячие камни. Но его друзья не знали истинной любви и только желали срывать с древа жизни плоды наслаждений. Их женщины тоже рожали детей, потом отдавали их нянькам в деревни, потом даже и забывали о них, боясь пропустить поднесенную чашу, в которой плескалась сладчайшая ложь о том, что нет долга, нет веры, нет чести, а есть только миг между прошлым и будущим.