Читать «Яд персидской сирени» онлайн - страница 52

— Твой подопечный, — сказал Володя негромко.

— Плохо выглядит, — сказала Лена. — В гроб краше кладут.

— Еще бы! Девять месяцев в коме в этой паршивой больнице. Ничего, оклемается. На нем живого места не было, перекроили и сшили заново. Почти как новый, только прихрамывает. Ничего, Ленок, он мужик спокойный, справишься.

— Ты говорил, он потерял память…

— Ты же его видела? Он же ничего не помнит. Он себя не помнит, озирается, присматривается…

— А что говорит доктор? Память вернется? Он вообще нормальный?

— Они ни хрена не знают. Потеря памяти то ли от травмы головы — тогда не вернется, то ли психическая, тогда есть надежда. Лично я думаю, что из-за травмы, его же всего переломало. Я вообще не думал, что он поднимется, а он, видишь, оклемался, соображает, понимает, что говорят, отвечает. Правда, доктор сказал, могут быть припадки…

— Какие еще припадки?

— Потеря сознания или вообще перестанет воспринимать… они пока не знают. Он предложил оставить его в больнице, хотел понаблюдать, но Вера не согласилась, жалко его. Пусть дома, и будь что будет. Выписали кучу лекарств, будешь следить, чтобы принимал. Кормить будешь, вон как отощал, на человека не похож. Ничего, Ленок, справишься. Тут тебя не обидят, Вера целый день на работе, ты сама себе хозяйка. И деньги неплохие.

— Знаешь, я много таких повидала, — сказала Лена. — Поверь моему слову, он не жилец. Лучше бы оставили его в больнице, в случае чего откачают, а «Скорая» может опоздать.

— Человек предполагает, Ленок, а бог располагает, как говорил мой дед. Никому не ведомо, что будет: сегодня есть человек, а завтра… — Он развел руками. — У каждого своя судьба.

— Что с ним случилось?

— Машина сбила.

— Нашли?

— Особо и не искали, у полиции дела поважней.

— Да уж! А эта… Татка, кто она такая?

— Никто. Сводная сестра Веры. Она здесь временно, не сегодня завтра уедет.

— Это правда, что она психическая? Ты не говорил, что она была в психушке, мне Светка рассказала. Говорит, буйная, психопатка и убийца. Это правда?

— Светка еще не то скажет! Слишком много воли взяла, трепала языком, вот и вылетела. Я давно говорил Вере: дрянная девка, ленивая, языкатая, гнать надо. Уходить не хотела, плакала. Теперь, конечно, язык распустит. Не бойся! Татка смирная, на лекарствах, из своей комнаты не выходит. Она девчонкой пырнула ножом сожителя, от тюрьмы отмазали и сдали в психушку. Я ее тогда не знал, говорят, отчаянная была, по притонам шлялась, пила, кололась. И дружки такие же. Семья с ней намучилась. Ей всего двадцать пять, а на вид чуть не сорок. Опухшая, страшная, ты же видела. В психушке у нее крыша совсем поехала, вены резала. Сейчас у нее вроде как каникулы. — Володя хмыкнул. — Вера уже подыскивает новый пансион, как только подвернется путевый, так сразу наша Татка вернется к привычному образу жизни. Она не опасная, главное, корми вовремя таблетками. А будут проблемы, обращайся, я всегда рядом…

…Они сидели за столом в гостиной. Вера — во главе стола, по правую руку от нее Паша, по левую Володя. Добрая спетая компания. Жена, муж, потерявший память, и друг мужа, он же любовник жены, заменивший его в постели и в бизнесе. Трио, грубо фальшивящее, играющее вразнобой — и каждый по своим нотам. Вера отчаянно изображала добрую жену и хозяйку, Володя — доброго и верного друга. Впрочем, не трио, нет. Дуэт. Потому что третий, искореженный и сшитый заново Паша, муж и хозяин, не фальшивил и не играл вразнобой — он мучительно пытался соответствовать этим двум, присматриваясь к ним, примеряя на себя роль мужа и друга. Он не узнавал и не помнил ни этих двоих, ни дома, ни обстановки. Ничего. Ему оставалось только верить их рассказам о себе, верить тому, что это его дом, что женщина во главе стола — его жена, а мужчина напротив — друг. Вера… Он пробовал на вкус ее имя, повторял снова и снова, пытаясь вспомнить, и… ничего не происходило. Имя было чужим даже на вкус и никак не отзывалось в глубинах памяти и сознания. Он изо всех сил вслушивался в их голоса и слова, напряженно ожидая, что вспыхнет искра, полыхнет свет и он узнает! Слова, интонацию, смех. Он кивал, пытался улыбнуться и отвечал односложно, желая лишь одного: остаться одному, запереть дверь и растянуться на кровати. Закрыть глаза. Он чувствовал себя смертельно уставшим — слишком много впечатлений; нестерпимо болела спина, было больно дышать. Он видел, как дрожат пальцы, и старался не смотреть лишний раз на свои руки. Он чувствовал растущий страх, что может потерять сознание, задохнуться от боли, снова уснуть на долгие месяцы или навсегда. В нем росла паника, и он изо всех сил пытался подавить ее, вздрагивая от скрежета вилок и звяканья бокалов. Он понимал, что беспомощен, беззащитен и зависим… он вдруг представил себя закрытой мятой и грязной коробкой со свалки: что-то перекатывается внутри, камешки или ракушки, а мальчишки футболят ее, свистят и улюлюкают. Странный образ! Он сидел в красивой гостиной богатого дома, он, видимо, человек небедный, рядом — жена, вытащившая его из небытия, и друг, подставивший плечо. Он снова дома. Это главное. Даже если не вернется память… Вернется! А если не вернется, то он построит себя заново. Он сумеет, он сильный, он выдержит. Он рассмотрит фотографии в альбомах, документы, он сунет нос во все закоулки дома, он расспросит о себе… хобби, профессия, любимые блюда, любимая музыка, привычки… ну, там, щелкать пальцами или цыкать языком, читать по ночам… да, еще любимые книги! Бизнес. Друзья. Сослуживцы. Вера расскажет, как они познакомились и сколько лет женаты. Электронная почта. Скайп. Сеть. Любимый лосьон, любимая машина… жаль, нет собаки. Вера сказала: «Твоя любимая персидская сирень!» Он осторожно втянул носом, и ему показалось, он уловил странный пряный запах каких-то незнакомых цветов… персидская сирень? И тюльпаны — белые и желтые, его любимые… любимые? Вдоль дорожки во дворе, и необычный дом, асимметричный, с разными окнами… он жил здесь когда-то, девять месяцев назад, это его дом. И сад за домом, которого он тоже не помнит. Он усмехнулся, подумав, что уже кое-что о себе знает. И тут же поймал настороженный взгляд Веры.