Читать «Юсупов и Распутин» онлайн - страница 140

Геннадий Николаевич Седов

Мадемуазель Шереметева — и точка!

Восходящий из глубины веков род Юсуповых, основателем которого был, по семейным преданиям, потомок Магомета пророк Али, на нем закончится: княжеские титулы по женской линии не передаются. Он последний Юсупов, никто после его ухода не сумеет поведать равнодушным потомкам о жизни и делах славных предков, рассказать, каким был он сам, что повидал на веку, о чем думал, кого любил. Слетятся, как водится, после его ухода любящие пикантную мертвечинку хищные стервятники. Поднимут со дна омута сплетни, наврут с три короба, ославят. Неудача с «Концом Распутина» подсказывала: писать только самому, помощников использовать исключительно в качестве консультантов и редакторов. Не торопиться, организовать заблаговременно рекламу, сделать выход книги событием. Иначе и огород городить незачем.

Первые строки он написал глубокой ночью в кабинете. Были с Ирой и тестем Никитой на концерте в Русском культурном центре, слушали пение изумительного церковного хора Николая Афонского: «Божественную литургию» Чайковского, «Сугубую ектению» Гречанинова, «Верую» Архангельского, «Покаяния отверзи ми двери» Веделя, «Ныне отпущаеши» Строкина. Он был взволнован, вернувшись домой, не стал ужинать, поднялся к себе, сел за стол.

«Это история старорусского семейства в типичной для него обстановке восточной дикости и роскоши, — побежали из-под пера строки. — Начинается она у татар в Золотой Орде, продолжается в императорском дворе в Санкт-Петербурге и оканчивается в изгнании. В революцию наши архивы пропали, сохранились лишь дедовские записи от 1886 года. Это единственный документ, которым пользуюсь я, рассказывая о семейных истоках. О своей собственной жизни говорю искренне, повествую о грустных и радостных днях, ни о чем не умалчивая. О политике я предпочел бы не говорить, но жил я во времена беспокойные и, хоть и рассказывал уже о драматических событиях, в которых оказался замешан («Конец Распутина»), не могу и здесь обойти молчаньем собственную роль в них»….

Он целиком ушел в работу. Первые главы закончил летом в Сен-Севене, зимой уехал в Бретань, где работал до весны. Мешали гости, забредали то и дело на территорию виллы туристы, заглядывали в окна. Главным образом, старухи-англичанки, «лягушки-путешественницы», как он их шутливо называл — все как на подбор с плоской грудью и бульдожьей челюстью и щелкающими «кодаками» в руках.

Ира была рядом — незаменимый помощник, память феноменальная. «Феля, извини, это было совсем в другом месте и не с тобой!»… «Ну, что ты так увлекся, сократи, пожалуйста, это никто не будет читать!»… «Ай, как верно, и стиль замечательный!»… «А вот здесь я бы остановилась, все понятно, читатель не глупей тебя».

Первую часть «Мемуаров» он повез в Париж на суд леди столичных книготорговцев мадемуазель Ловока, та хлопнула его, дочитав последнюю страницу, по плечу: