Читать «Каменный фундамент. Рассказы» онлайн - страница 249
Сергей Венедиктович Сартаков
На берегу была своя жизнь.
По вечерам Василий Рум брал новенький баян, полученный в премию, разводил его тугие ребристые мехи, перебирал ловкими пальцами перламутровые клавиши и вытягивал чистые, звучные мелодии девичьих припевок. Николай Полозов шагал рядом, целя глазами в окна, где непонятно отчего подрагивали легкие занавески.
В летнюю пору молодежь уходила на поляну в конце поселка, где было и свежо и просторно, а тонкие лучики звезд после пляски манили в тишину приречных тальников и черемух. Конечно, если не было комаров. Вернее, было не слишком много.
Смотреть на пляску, на молодежное веселье приходили и пожилые рабочие, и даже старики. Да и, собственно, что такое молодость или старость — если речь идет о веселом отдыхе? Впереди человека бегут ноги или тащатся за ним далеко позади — вот единственная разница. В силу именно этих причин пожилые заполняли окраек поляны к тому уже времени, когда песни, игры и пляски достигали, что называется, своего апогея.
Тогда можно было услышать со стороны седых и лысых ветеранов сибирской пляски такие отзывы:
— Эх, Колька Полозов неясно чечетку бьет! Надо больше на пятку, на пятку себя опрокидывать, а он все носком в землю тычет.
— И в коленках туго сгибается. Нету свободы.
— Ему вприсядку плясать не годится. Только штаны себе по низу бахромить…
— Васька Рум выскочил! Вот это — да! Этот шустер.
— Ле-егко пляшет…
Отзывы девушек о способностях Полозова были снисходительными. А о Василии Руме они начинались неизменно с одного протяжного и вдохновенного восклицанияг «У-ух!..»
Да. Но в семье не без урода. И как ни хотелось бы изобразить в теплых красках и труд и отдых людей сургутской сплавной конторы, истина требует сказать и другое. Рум и Полозов в ряду еще таких же молодых, крепких парней по вечерам на рукавах носили красные повязки. Это значило, что они были дружинниками. И не ради моды или пустой формальности, а для действенной охраны общественного порядка, нарушать который находилось все же немало любителей. Главным среди рыцарей винной бутылки и трехэтажного мата в поселке числился Геннадий Жуков, которого все сокращенно звали Жуком и которому предстоит тоже стать одним из героев этой повести.
По самой строгой юридической классификации Жука следовало бы считать и хулиганом, и тунеядцем, и браконьером. Но пьянствовал и безобразничал он не каждый день, в платежной ведомости управления малых рек значился чем-то вроде инспектора — смотрителя «обстановки», а проверять, каким способом добывал он рыбу и дичь, было просто некому.
И Жук, помахивая удочками, маршировал по поселку, уходил куда-то вверх по Сургуту, а через день или два спускался по течению на «салике» — небольшом плоту из четырех бревен — и открывал надомную торговлю серебристыми хариусами и пудовыми тайменями. Зимой, предъявив в поселковый Совет лицензию на отстрел двух сохатых, он торговал мясом в таких количествах, что можно было считать убитых им животных по меньшей мере сороконогими. Он очень удачливо существовал на той острой грани, когда статьи уголовного кодекса как бы прямо касались его и в то же время как бы и совершенно не касались…