Читать «Каменный фундамент. Рассказы» онлайн - страница 241

Сделав это, мужчина опять посмотрел на меня каким-то напряженным, тоскующим взглядом и, виновато улыбнувшись одними губами, спросил:

— Это ваш?

И пошел, сразу согнувшись. А на том месте, где он держал на руках моего сына, на земле осталось несколько штук очень хороших, дорогих конфет.

Он отошел далеко, а мне все еще слышался его вопрос: «Это ваш?» Вероятно, он хотел сказать «простите» или «я не хотел напугать ребенка», но почему-то спросил: «Это ваш?», будто это было самое главное.

И тут я понял, что он мне позавидовал, моему счастью. Вернее, даже не позавидовал, а просто вспомнил свою личную трагедию. Должно быть, у него был такой же малыш, и жена, и домашний уют, и он где-нибудь так же разбивал под окнами дома садик для сына. И все это погибло в огне войны. И наверно, он подумал, что все это уже никогда не вернется. И поэтому захотелось ему подержать на руках хотя бы чужого ребенка и угостить его конфетами.

Когда все это я себе представил, то понял, что поступил неправильно. Может быть, мне следовало пригласить его к себе, напоить горячим чаем, поговорить с ним, дать подержать на руках малыша, когда тот перестанет его бояться. Может быть, мне следовало просто подойти к нему и не говорить так резко, что он пугает ребенка, а убедить сына, что бояться этого человека не следует.

И у меня на душе стало нехорошо. Даже новый садин показался мне теперь неуютным. Я взял на руки сына и пошел, чтобы догнать незнакомца. Но он уже скрылся за углом.

Тогда я вернулся, снова взял мерную ленту и стал забивать колышки, обозначая ими места, где следовало копать ямки, а сам все думал о человеке, которого я так незаслуженно обидел. Эта мысль не покидала меня до самого вечера. И наутро в понедельник и еще несколько дней подряд мне все вспоминался мужчина в солдатской гимнастерке и его глуховатый тихий голос, когда он спрашивал меня о сыне: «Это ваш?»

А спустя примерно недели три мы с ним встретились. Теперь он одет был в штатский костюм. Его лицо уже не казалось таким худым и темным, как в первый раз, но в глазах сохранялась прежняя грусть или, может быть, безмерная усталость. Встретились мы на главной улице, где почему-то все непременно бегут, будто здесь не положено идти спокойным шагом. В такой сутолоке неудобно останавливать незнакомого человека и объясняться с ним, но я, вероятно, все же сделал бы это, если бы прежде меня какая-то женщина не окликнула его: «Петр Петрович!» Он остановился и заговорил с женщиной, все время оберегая ее от толчков спешащих людей, а я прошел мимо, уже отойдя, подумал, что ведь, пожалуй, мои извинения могли бы выглядеть непонятными и наивными. Мелкий случай, о котором, конечно, этот человек сразу же забыл. А вернее всего, что и случая никакого не было, его создала в воображении моя мнительность.

После этого я часто встречал Петра Петровича. И все на одном и том же перекрестке. Видимо, он поступил на заботу где-то недалеко от нашего дома.