Читать «Каменный фундамент. Рассказы» онлайн - страница 237

— Не спится. Днем хорошо отдохнул. А ты на всю ночь?

— На всю ночь. Как же иначе? Не останавливать же плот.

— А замены нет, — сочувственно сказал Александр.

— Нету, — прислушиваясь к работе цепей, сказал лоцман, — ишь шипит. По песку тащатся. Слышишь: чуть стучат. Стало быть, кончился перекат. Теперь часа четыре будем так. Впору и мне — ложись да спи.

— А нельзя?

— Почему нельзя, — шевельнул плечами Алексей Прокопьич, — можно, да не буду. Не положено лоцману. — Он поднял лицо кверху. Редко-редко падали мелкие брызги теплого дождя. — Всю ночь как в мешке простоит. Днем разойдется.

— Почему помощников себе не готовите, Алексей Прокопьич? — помолчав, спросил Александр.

— Помощников? — задумчиво переспросил старик. — Есть помощники. Ирина хорошо в реке разбирается. Только днем пока. Наизусть-то реку скоро не запомнишь. Я вот двадцать шестой год по ней плаваю. На второй миллион третью сотню тысяч кубов гоню, начал нынче. Да по Каме — на Каме я прежде работал — полтора миллиона согнал, там двадцать три года лоцманичал. Ну вот, как думаешь, за сорок девять лет можно хорошо одолеть пауку речную нашу?

— Сорок девять лет! — сказал Александр восхищенно и подумал, что ему нынче исполнится только двадцать четыре.

— А Ирина — женщина очень способная, ничего не скажу, — продолжал Алексей Прокопьич, — ноне четвертое лето со мной плавает, разу не руганул я ее. Не за что было. Жив буду, на будущий год начну и ее к ночному правежу приучать. А сейчас пусть поспит, успеет еще. Поберечь женщину надо. Постою пока сам.

— Тяжело тебе, Алексей Прокопьич, в твои-то годы, — сказал Александр. Очень уж старым выглядел лоцман.

— Тяжело? Что ж, всем не легко. Девчатам потяжелее моего достается. Тоже нелегкое это дело, плавить лес. Особо якоря когда, цепи выхаживать…

— И больше некому, — понимающе сказал Александр.

— Может, оно и не совсем так, — Алексей Прокопьич стал набивать табаком новую трубку. — Закуришь? Нет? Ну и не приучайся. Видишь ты, народ, конечно, с фронту вернулся, прибавилось, прямо сказать, у нас изрядно. Но, — он долго пыхал, раскуривая трубку, — за войну-то девчата втянулись, привыкли. Что, распускать их, что ли? Даже скажи им — так обидятся. Ты понимаешь, дух у них как теперь накалился. Это, брат, не шутка, такую войну пережить. Вот они хохочут и веселятся, а ведь у каждой — у кого отца, у кого брата, у кого милого убили. Разве ж это просто было снести? Снесли, перетерпели, — значит, было что-то на душе у них такое. Это ж не на миг было, это уж навсегда теперь осталось. Да, ясно, это уже теперь навсегда, — повторил он и уставился немигающим взглядом на меркнущее пламя костра.

Александру стало стыдно за те мысли, что появились у него, когда он пришел на берег и увидел безлюдное, тихое плотбище. Теперь он испытывал чувство гордости за девчат: и за тех, что спят безмятежно в шалашке, а завтра будут крутить тяжелое васильяново колесо, выхаживая цепи, и за тех, что сейчас впотьмах и в одиночестве стоят на вахте у рей.

— К примеру наш плот, — снова заговорил Алексей Прокопьич. — Могли бы мы подержать его у причала, дождаться, когда с первых плотов придут мужики? Могли бы. Да у кого же теперь такая мысль родится? Плот держать, если его согнать можно! Ни директору, ни рабочим этого не выговорить. В войну девчата хороши были, гоняли плоты, а теперь не годятся? Или я: ранее мог, а теперь нету? Эх, милый мой, сынка-то у меня тоже убили…