Читать «И снова я к тебе вернусь...» онлайн - страница 169

Дарья Викторовна Сумарокова

— У меня алиби — улетел в Берлин. Рейс перенес на утро.

— Что-то ты зачастил, доктор.

— Платят, сволочи. Завтра одним днем пять операций.

— Опоздаешь. А как же страдающие головой богатые немецкие граждане?

— Ничего, до обеда потерпят. Вот поворот, Ленка… все привыкнуть не могу. Евро видела почем? С новым курсом я богатый чувак. Кто б сказал, когда в институт поступали, а, Елена Ендреевна?

— А мне, Вячеслав Дмитриевич, вообще кажется… если за мечтой, но только за настоящей, не придуманной — то обязательно копеечка найдется.

В машине доктора Сухарева мне стало еще хуже, потому что за много лет его навыки вождения так и не улучшились. Машина передвигалась неровным резкими толчками, а от этого страшно кружилась голова и тошнота подкатывала на каждом светофоре. Целых полтора часа мучений, и наконец доехали — в нос ударил морозный воздух, облегчение и мысли о целой ночи вместе.

Все повторилось, как много-много лет назад — с высокой температурой, в Славкиной рубашке, нескончаемый чай с лимоном. Тело горело, и каждое прикосновение отзывалось в десятки раз сильнее. Целый час просидели в ванне, потом около двенадцати завалились смотреть кино — так же, как и тогда, на старой съемной квартире. Только теперь вместо «Зеленой мили» — «Дорога ярости». Длинная-предлинная дорога, на которой каждый день происходит сражение с собственной тенью. Хотя если вдуматься, все это эксклюзивно для неспокойных и ищущих. У таких людей смысл жизни — перевернуть мир вверх тормашками; или хотя бы просто — понять, зачем живут.

Кино закончилось одновременно с действием жаропонижающего, меня снова зазнобило и захотелось спать. Славка сходил на кухню за последней чашкой чая, вернулся и сел на пол между диваном и теликом. Полминуты в тишине; доктор Сухарев сосредоточенно размешивал столетний мед, а потом повернулся ко мне:

— Тошно без Костика.

— Он где-то тут. Даже могу привести аргументацию.

Славка раздраженно махнул рукой:

— Слышь, мать, ты с какого момента стала в загробную жизнь верить?

— Я ничего такого не говорила. Но за шкафом точно что-то есть, Вячеслав Дмитриевич. Разве у тебя в детстве под кроватью никто не жил?

— За шкафом?.. Никого там нет. Если завтра мне или тебе лоботомию сделать — личности не останется. Или кровоизлияние в лобную долю — как раз в нужном месте. Хлоп, и человека нет. Хоть ты десять часов ковыряйся — будет писа`ть, какать, и на этом все. Вот тебе и душа. Получается, одни только нейроны. Кстати, в Штатах нейрохирурги недавно прикололись — развесили на стенах операционной всякие там дурацкие плакаты, буквами с полметра. Типа «Хайль Гитлер» или «Говно не тонет». Короче, потом у кого была клиническая смерть — стали спрашивать, что да как, что видел, что было. Ну, тут все как один — вас видели, себя видели, и сестер, и анестезиолога, и как оперировали меня, как реанимировали; летали под потолком и смотрели. Кто во что горазд, сама понимаешь. Только про плакаты на стенах никто ничего не сказал. Вот так вот.