Читать «И снова я к тебе вернусь...» онлайн - страница 141

Дарья Викторовна Сумарокова

На ваших глазах, господа, любовь и желание жить с любимым человеком превращаются в нечто гадкое и недостойное уважения.

Я представляла себе, как ЭТО могло быть. Что бы я говорила, как пыталась поделикатнее изложить причины своей лжи и измены, как оправдывала бы себя. Версий множество, и ни одна не похожа на человеческую. В итоге снова пришлось прийти к старому выводу — живем одним днем, Елена Андреевна. Пока что только одним днем, и ни часа больше.

Почти месяц я не приезжала к Славке на квартиру, так сложились обстоятельства. Чем больше времени проходило, тем острее проявлялось жуткое раздвоение — жизнь идет; события, люди, работа, а в голове — совсем другие пейзажи. Параллельная реальность, где я живу с другим человеком, дышу другими радостями, будто и не увольнялась из нашей истребительной. Вроде как существует другой мир, где я продолжаю работать и жить вместе со Славкой.

Про темную сторону, про мои очередные ночные походы пыталась не думать вовсе. Я открывала парадную дверь как минимум дважды в день и старалась не смотреть в сторону соседской двери. Слишком все было реально. Очень хотелось поговорить об этом, то ли с дедом, то ли еще с кем, кто раньше «приходил» ко мне поболтать. С Вербицкой все было просто — она умерла, а дед… вероятно, тоже где-то совсем далеко. А может быть, есть несколько вариаций по поводу слова «смерть»?

Теперь уже никто не придет объяснить тебе, Елена Андреевна, что происходит по ночам. Что происходит с твоей головой и вокруг нее.

Одно ясно — психиатру теперь не пожалуешься. Такие болезни не изучают, даже на кафедре физики, потому что их не измерить и не поставить в уравнение.

Славку увидела только в середине сентября. Всю тоску и мучительные вопросы о будущем, каждый день, проведенный порознь, — собрали и сожгли за несколько часов. Наелись бутербродов с докторской, а потом залезли в ванну. Сколько осталось времени — все проговорили. Самый важный вопрос: новая заковыристая техника операции при опухолях мозжечка, потом про дурного Костика, про Асрян и ее заграничную диссертацию. Несколько часов полного счастья, если, конечно, не думать обо всем остальном, особенно о будущем, наших отношениях, семьях, детях. Что до Славки — я чувствовала, он ждал.

С осени вновь возобновились женские посиделки, но только всего один раз в две недели. Асрян на десять дней в месяц укатывала в Австрию стажироваться и даже читала там какие-то лекции. Старые пятничные темы для болтовни, за исключением одной новой: теперь среди общих детей есть студентка, и каждую пятницу с меня требовали отчета, что и как. Мой рассказ всегда был скромен: школьное время пролетело незаметно, такой уж Катькин характер, необременительный и дисциплинированный, а теперь и подавно — она приезжала по субботам, сразу набрасывалась на холодильник и страшно удивлялась нашим расспросам об учебе. Школьные уроки были для нее чем-то естественным и потому она на них мало обращала внимания, точно так же теперь относилась к университету. Второй темой для любопытства была Иркина заграничная карьера; девчонки пытали Асрян, но информация поступала скупо и неохотно. Ирка сразу делалась серьезной и старалась перевести разговор в другое русло, что было странно. Всем известна национальная армянская черта — пафос превыше всего. Я знала ее много лет и потому даже не пыталась расспрашивать, а тем более обижаться на скудость информации. Одно было ясно без слов: что-то происходит, что-то важное и неоднозначное. Ирка, имевшая привычку вызывать мне такси после всех, чтобы иметь хотя бы полчаса тет-а-тет, теперь несколько раз подряд выпроваживала меня вместе с девчонками. Я не обижалась; наверное, еще и потому, что тоже не хотела доставать из шкафа свои скелеты и трясти косточками. Только в середине октября Асрян неожиданно выгнала девиц почти в десять и вместо вызова еще одной машины пошла варить кофе.