Читать «Благодарение. Предел» онлайн - страница 57

— Это я.

— Ну, что? — тревожный шепот ее, оглядка на двери углубляли и закрепляли внезапно ожившую между ними какую-то тайну. — Что тебе, Степан?

— Пойду за тобой, куда велишь.

Он сбивчиво говорил, что надо бы сожалеть о своей покорности, но он радуется.

Она сопротивлялась, уступая легкому и веселому сближению.

— А ты не боишься?

— Кроме тебя, Сима, никого не боюсь.

— Ни своей жены, ни моего мужа? Проверим, время нас не торопит.

— Торопит, очень торопит. Очень скоро надо решить.

— Что решить? Не понимаю, — все более певуче говорила Серафима.

— Нашу жизнь, Серафима.

— Так уж сразу жизнь?! Ни больше ни меньше?

— Я пытался забыть тебя, да не осилил. Я иду в Канаду. Не хочешь со мной?

— В качестве кого? Я же всего аспирантка, не морячка.

— Подумаем. Важно твое согласие.

— На корабле надеешься сделать меня своей любовницей?

Заскрипели двери магазина, послышались женские и мужские голоса приятелей Серафимы.

— Ну, как же? — требовательно спросил Светаев.

Серафима велела ему ждать ее в садике во дворе дома, где жила мать.

— Я выйду к тебе. Взвесь все. Я шутить не умею.

С подъезда позвонила матери: иду с целой бандой. Катерина Фирсовна засмеялась в трубку: спасибо за упреждение, спрячу драгоценности. Можешь занимать столовую. Продукты в холодильнике. Ко мне не заглядывать — гость у меня.

Серафима провела свою компанию в столовую комнату на мягкие ковры, поручила девчонкам накрывать овальный стол при свечах, а парнишкам-морякам торгфлота вскрывать консервы и разводить спирт. Мать перехватила ее в холле. Они поцеловались. Разговаривали как подруги одних лет. Мать молодая, подобранная, веселая.

— С чего глазищи так разгорелись? От четырехглазой души письмо? — спросила она дочь.

Серафима обняла крепкий стан матери.

— Письма… само собой, целых три. Он ужасно хитрый или… Я не понимаю моего Антошку! О! Да у тебя Маврикий Андреевич! — Серафима взяла из неплотно прикрытого шкафа морскую фуражку с крабом, но без звезды (отличие торговых моряков от военных), примерила на матери. — Адмиральша!

— Что же делать, лейтенантшей уже не быть мне. Устарела.

— Ты моложе меня. Знаешь, мне сегодня везет, а может, к беде? Отчаянный мужичок, прямо-таки на глазах помирает по мне. Не пьяный, а бормочет, как в бреду.

Дверь в комнату матери приоткрылась, и добрый басок пожаловался:

— Пропадаю в одиночестве.

Зашли в комнату. Мать выпрямилась, встрепенулась, резко перебирая ногами, подошла к Маврикию Андреевичу Сохатому.

Серафима всегда любовалась давним другом матери. Был он крупен, красив орлиным профилем, серебристыми висками, приветливо твердым взглядом больших серых глаз.

Тяжелой рукой он бережно обнял Серафиму, отечески улыбаясь.

— Ну как, матроска, пишет тебе твой Антон Истягин?

Серафиму опередила мать:

— Часто пишет. Заговаривается в письмах, вроде юродивого.

Сохатый поднял густые брови:

— Что это значит?

— Мама Катя не вполне точно сказала. По-моему, мой муженек не запомнил меня живой. Читаю его письма и не могу избавиться от дикого впечатления: не мне пишет, а какой-то другой, возможно, придуманной. Одно письмо было матери его… начало мне, а потом сбился и пошел катать матери. А мать его давно уже умерла.