Читать «Благодарение. Предел» онлайн - страница 30
Григорий Иванович Коновалов
— Что было у нас — то наше. И ни в чем не раскаиваюсь, Степан, хорош ты мужик, да хватило тебя ненадолго — подпортить мою с Истягиным жизнь.
— Несправедлива ты… настроение твое понимаю. И свое понимаю. Мне надо гульнуть.
XIV
Истягин все еще стоял в нерешительности, переместив тяжесть тела на здоровую ногу, когда дверь открылась и в квартиру вошла Серафима, жестами приказывая двум матросам торгфлота следовать за ней.
Была она в плаще, в сапожках на высоком каблуке, в морском берете покроя зюйдвестки. Оживленная, решительная.
Истягин сел на табуретку, поставил меж ступней ореховую палку, скрестил на ней руки, оперся на них подбородком.
— Выносите мои вещи в машину, — велела она матросам.
— Мы что, переезжаем? Я ничего не понимаю, — сказал Истягин с бабьей растерянностью.
Она положила на его колено бумагу.
— Это ордер на квартиру. Будешь жить тут. Я — у матери.
Серафима в комнате давно почти не жила — жила у матери, а эту держала на тот случай, если вернется Антон Истягин. Будет для него угол преклонить горемычную голову. «Филоновские женщины никогда не поступали по-хамски с мужчинами, даже покинутым помогали, если они были лишь временными спутниками. Мы — бабы-рыцари».
— Мы расходимся, Антон Коныч, — сказала Серафима.
— Но… дочь. Я ее возьму. Я не отдам дочь.
— Пора бы знать — дети остаются с матерями.
— Даже с такими, как ты?
— Антон, пошлость тебе не к лицу. Будь на уровне. Я не хочу терять к тебе моего уважения. Ну?
— Проститься можно с ребенком?
Серафима, подумав, качнула головой:
— Эх, дядя, только сейчас вспомнил о ребенке! Дочка редкий гость у меня. Живет у моей бабушки Веры. Ни на шаг от нее. Влюбилась с тоски. Тут Нина на меня похожа… Если нет долго бабушки, она прижимает ее халат к груди, целует. Бабушка сшила на японский манер сумку, носила в ней за спиной девчонку. Я такая же была привязчивая…
Прошли через двор и сад в дом, где жила бабушка Вера. Серафима взяла Антона за руку, провела в маленькую спаленку.
— Только не буди.
При свете ночника он увидел спящую на кровати белокурую скуластенькую девочку, прекрасную, как все здоровые спящие дети. С нее перевел взгляд на мать.
— На меня не похожа, — сказала Серафима. — Редко видит меня, а отца… никогда не узнает. — Печаль не омрачила ее лица, углубив и высветив прирожденную ласковость и женственность.
Он, плача, отвернулся к стене.
— Ну что разнюнился? Дочь не твоя, — сказала Серафима.
— Врешь! Сердцем чую — моя!
— Не твоя, — повторила Серафима спокойно и даже с некоторой гордостью.
— Серафима, прости меня за все. Давай вместе, а?
— Ты — дурак? Садист?
— Ну за что ты меня так, Сима?
— За что, за что?! — передразнила она Истягина. — За все. Ясно?
— Конечно, я виноват, не утонул, жить захотел, сволочь паршивая…
— Не кокетничай, Истягин.
Бабушка Вера выпроводила их из спальни. И они вернулись в свою квартиру. Матросы увезли мебель. Серафима и Истягин сели пить чай на прощание. Успокоился и даже повеселел Истягин. Совсем по-товарищески упрекнул ее: