Читать «Благодарение. Предел» онлайн - страница 22

Григорий Иванович Коновалов

Рассказ какими-то намеками был близок к тому узлу, в который скрутилась жизнь Истягина — Серафимы — Светаева.

Уже захмелевший Светаев на ухо прошептал Серафиме: «Ты идиотка, что ли? Когда успела натрепать? Надо объясниться — я люблю сценки втроем».

— А почему дозволяется любить только героев? — наступательно спросила Серафима. — Что ты навяливаешь нам его? Ну, пусть он воевал, страдал, честь и слава ему, низкий поклон. — Она вскочила и поклонилась Истягину с переигрыванием, объяснимым лишь возбуждением. — Преклоняюсь, в огонь и в воду за него, а любить хочу совсем не героя.

— Да ты не горячись, Сима, — сказал Светаев. — Герой-то выдуманный, да к тому же он и не требует любви к себе.

— Молчи, Степан! Слушай, Истягин, если все на героев бросятся, кто же обыкновенных пожалеет? Ты геройствовал, а мы, по-твоему, прохлаждались? Он в «казанки» играл? — Она положила руку на плечо Светаева. — Легко было нам в войну? А если он замертво валится в постель… — простыня взмокнет от пота… Скажи, можно такого пожалеть? Ну, хотя бы в отличку от тех, кто стелется перед героями?

Истягин сам не знал, отвечал ли он Серафиме или только немо губы шевелились и, кажется, шуршали, как сухие листья. И за это прищемлял себя горчайшим презрением.

— Ну, Сима, хватит трепом заниматься, — свойски сказал Светаев, приятельски подмигнув Истягину. — Не верь ей, морячок. Просто истосковалась по тебе, ну и ярит тебя, цену себе набивает. Гордая. Охота, видишь, полюбоваться, как мы с тобой рубахи будем рвать, ты — мою, а я — твою. Знаешь, корешок, она часто повторяла, мол, никто не сравнится с тобою, даже в подметки тебе не годится. Повторяла в самые рисковые моменты. Любит она тебя. — Светаев знал, что ему не верят, и не скрывал этого, улыбаясь глазами.

— Ты, Степа, трусишь? Сама я тебя соблазнила, а не ты меня. Пусть со мной и рассчитывается Истягин Конь Антоныч.

Все хохотали, расплескивая из стопок вино. Засмеялся и Истягин, потом ласково поправил свою молодуху:

— Антон Коныч я.

— А это все равно. Раз у тебя права широкие, можешь… Война все спишет…