Читать «Взыскание погибших» онлайн - страница 68
Алексей Алексеевич Солоницын
— А у тебя есть что-то на примете?
— Я вот думала… «Жил-был у бабушки серенький козлик…»
— Что-о?
— Да, козлик! А сделать это, как в «Риголетто». Например, вступление поется, как песенка Герцога.
Настя подбоченилась, правую руку откинула в сторону, ножку отставила (ну просто первый тенор в роли Герцога!) и запела:
— Жил-был у бабушки серенький козлик…
Все так и покатились со смеху.
— Надо же! — государыня смеялась, вытирая слезы. — Маша, Оля, возьмите кресло. Пойдемте, а то наши церберы уже нервничают.
Тем же путем — мимо беседки, где была калитка, через двор, по лестнице на второй этаж — вернулись в свои комнаты.
Государь нес сына на руках. Усадил его в кресло.
— Или ты хочешь лечь?
— Нет, папа, посижу. Не хочется лежать. Если бы ты рассказал мне что-нибудь…
— Из истории?
— Нет, лучше из своей жизни.
— Но в ней нет ничего такого, — он улыбнулся сыну. — Может, ты сам скажешь мне, что хотел бы узнать? Наверное, о войне?
— Да, о войне.
Государь задумался.
Комната, в которой они размещались, была довольно просторной, так что кресло, стоящее у кровати, на которой спал цесаревич, находилось достаточно далеко от кровати государыни. Александра Феодоровна, положив под спину подушки, лежала, взяв в руки книгу, — ноги по-прежнему болели. Лучшим лекарством для нее всегда было чтение.
Она слышала разговор мужа и сына. Между ними не было никаких секретов, но есть обстоятельства, когда самые близкие люди не все могут сказать в присутствии третьего, который не лишний, но все же в данную минуту при подобном разговоре нежелателен.
Александра Феодоровна нашла выход из положения:
— Идите в гостиную, там сейчас лучше, чем здесь, не так душно.
— Право, Аликс…
— Идите. Алексея посади в мое кресло, он его любит.
— Спасибо, мама, — Алексей обнял отца за шею, и государь встал, обхватив сына…
«Во имя отца и сына…»
— Видишь ли, сынок, — начал государь, — не очень-то я умею объяснять, да и не люблю, если ты заметил. Я старался ставить вопросы так, чтобы собеседник сам нашел ответ. Если же возникало такое положение, что мои высокопоставленные подчиненные не находили ответа и не понимали меня, я молчал, давая им время найти правильное решение. Или хотя бы понять, что заставило меня поступить так, а не иначе. Я знаю, что часто мое молчание они принимают или за согласие, или за мою слабость, но все равно я вел себя именно так, потому что таким меня создал Господь Бог. Иначе вести себя я не могу и не умею. Это такие господа, как Родзянко или Пуришкевич, могут объяснить что угодно, оправдать то, что они еще вчера осуждали с таким же азартом. Я всегда помнил слова Спасителя:
Государь смотрел на сына серьезно, разговаривая с ним, как равный с равным. Так говорил с ним и его отец, когда выпадало время для серьезных бесед.
— Прости за длинное вступление, но мне хочется, чтобы ты знал: я не трусил в решающие моменты в годы моего правления империей. Двадцать три года… Если мне было страшно, я подавлял страх. Я понимал, что от моего решения зависит судьба России. Слишком велика была ответственность, чтобы позволить себе слабость. Никто не должен видеть государя слабым, да и не может правитель такой страны, как Россия, быть слабым!