Читать «Взыскание погибших» онлайн - страница 22

Алексей Алексеевич Солоницын

Аликс прибежала к отцу, показала брошь.

— Слишком дорогой подарок, — сказал Людвиг IV.

Он был высок, осанист, но за большим покатым лбом, который должен был обозначать глубокий ум, скрывались лишь готовые формулы, усвоенные по догмам Лютера.

— Такой подарок может обязать к продолжению отношений совсем в ином роде. Ты понимаешь? Эти русские не знают цены ни вещам, ни деньгам. Верни брошь.

Аликс послушно вышла из кабинета отца, с трудом отыскала Николая, потому что уже начались танцы, а те, кто не хотел танцевать, были в саду или на террасах дворца.

— Папа не разрешает мне принять ваш подарок, — сказала она и увидела, как он густо покраснел и потупил глаза.

— Но почему? — тихо спросил он.

— Папа не объясняет своих решений, — и она, опять сделав книксен, ушла, оставив его одного на узкой терраске с коробочкой в руках, в которой лежала на черном бархате такая прекрасная брошь.

Аликс и сейчас, спустя тридцать три года, лежа на этой жесткой кровати, прислонив голову к неудобной подушке, в комнате этого душного тюремного дома видела мальчика Николая, такого растерянного и до боли трогательного. Она улыбнулась. Непонятно, почему ей вспомнились сейчас те далекие счастливые дни. Потом она подумала, что слишком понятны приготовления тюремщиков — смена охраны, усиление караула. Одного посадили на деревянном диванчике в коридоре, который отделяет комнаты второго этажа от гостиной и столовой. Угрюмый охранник, латыш, за целый день не произнес ни слова, хотя и Маша, и Настя обращались к нему.

Духоту особняка тяжело переносят все, даже добрейший повар Иван Михайлович Харитонов. Главари новой охраны не лезли обедать за одним столом с царской семьей. А этот новый комендант, Юровский, разрешил монахиням приносить только молоко и яйца, все остальное запретил.

Он не верил, что Алексей болен — сам ощупывал его ногу и однажды сжал ее так, что мальчик закричал.

Евгений Сергеевич Боткин кинулся защищать Алешу, но Юровский и сам отошел, сверкнув глазами. Уходя, он сказал: «Придуриваться не позволю!» — и сунул под нос Харитонову волосатый кулак. Иван Михайлович отстранился, едва не выронив тарелку с рисовой кашей, которую приготовил больному наследнику из остатков крупы.

Юровский ушел, а в глазах Ивана Михайловича Аликс увидела безысходность и обреченность.

«Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене».

Когда она возлюбила Истину, то есть Бога, тайные премудрости псалмов и языка открылись ей. Сначала она слушала церковное чтение и песнопения и ничего не понимала, кроме красоты и возвышенности самой музыки. Музыка была созвучна строю ее души, воспринималась и запоминалась легко, волновала до слез, но о смысле песнопений она лишь догадывалась, уже зная порядок молитв и песнопений вечерни, утрени и литургии, которая в России называлась еще обедней.