Читать «Взыскание погибших» онлайн - страница 175

Послышался шорох отодвигаемых ветвей, и из леса на поляну выехали всадники. Это был тысяцкий Сорока (прозванный так за черно-белую бороду) и незнакомый человек в боевых доспехах.

Всадники спешились, поклонились Глебу. Сорока, низкорослый крепыш с отметиной над правой бровью, оставленной скользящим сабельным ударом, сказал, показывая на незнакомца:

— Гонец от твоего отца, князь, с недобрыми вестями.

Веселость как рукой сняло, и Глебу показалось, что он как будто уже знал, что сегодня случится что-то особенное.

— Владимир тяжко болен, поэтому зовет к себе всех сыновей. Борис в походе, но теперь, наверное, уже возвращается в Киев…

Гонец говорил уверенно, его узкое лицо в мелких морщинах было суровым, взгляд твердым. Но рука то сжимала, то отпускала рукоять меча, и пальцы шевелились беспокойно, как будто существовали отдельно и от уверенного взгляда, и от спокойного голоса, а жили какой-то своей тайной жизнью.

Глеб это заметил.

Ему подумалось, что где-то он уже встречал этого человека, причем встреча была как будто нехорошей, оставив тяжкое чувство. Но что это была за встреча, где она произошла, Глеб вспомнить не мог.

Он взял подсыхающую одежду, ушел в шалаш и быстро вернулся, готовый к дороге.

Сели на коней, и Глеб, встретившись взглядом с гонцом, спросил его:

— Как тебя зовут?

— Горясер.

Имя это ничего не сказало Глебу.

От опушки леса дорога вела к крутому берегу Оки, на котором за бревенчатым забором стоял Муром.

Когда Глеба привезли сюда, город показался ему мрачным и неуютным. Здесь не было, как в Киеве, ни светлого княжьего терема, ни каменного храма. Да и дома выглядели не так, как в родном городе: срубленные из тяжелых мощных бревен, почерневших от дождей и снегов, они стояли прочно, кряжисто, как и лес, окружавший Муром. Но странное дело — чем дольше жил здесь Глеб, тем больше он не только привыкал к самому виду города, но и к укладу жизни, который теперь казался ему куда более разумным и естественным, чем в Киеве. Муромчане растили хлеб, охотились, рыбачили, бортничали, занимались бондарным и столярным делом, и вся их жизнь была устроена так, чтобы трудом добыть себе все необходимое, без той роскоши, пиршеств, боярской похвальбы, какие были в Киеве. Поэтому и тяжб, обид, зависти в Муроме было куда меньше, чем в стольном граде. Видя это, Глеб рано понял, что править здесь надо так, чтобы не мешать самому ходу здешней жизни. Не стал он затевать и постройку нового терема, как того хотел отец, а велел возвести деревянную церковь с колокольней, и славно ее сотворили муромчане.

Глеб решил выезжать завтра же с небольшим отрядом, чтобы побыстрее добраться до Киева. Он приказал готовиться к дороге и стал собираться сам, раздумывая, не найдется ли у него снадобий, каких нет у Анастаса. Сразу вспомнился травяной настой, которым отпаивала его сестра Василько Ива, когда он, охотясь на кабана, провалился под лед. Это произошло ранней зимой. Река уже покрылась льдом, и Глеб, охваченный азартом, побежал за раненым вепрем, чтобы вернуть его к берегу. Внезапно лед треснул, и Глеб ушел под воду. Выбрался он сам, но пока добрался домой, пока отогрелся, хворь уже взяла свое, и ночью началась горячка. Василько позвал Иву. Она поила Глеба целебным настоем, сидела у постели князя, ухаживая за ним до тех пор, пока он не поправился.