Читать «Взыскание погибших» онлайн - страница 133
Алексей Алексеевич Солоницын
Прокофий смотрел на родных измученным взглядом. Был он человеком добрым, исполнительным — все делал, что власть велела.
Когда дед Кузьма закончил читать молитвы, Прокофий сказал:
— Уходите. Тут одна смерть!
— Куда уходить-то?
— В Самару. Там храмы остались. И ты, тятя, может, работу найдешь.
Они посидели около Прокофия в молчании. Потом каждый пошел по своим делам: Василиса — доваривать суп из коры, дети — искать зернышки, а дед Кузьма — сколачивать гроб.
Назавтра Прокофия похоронили, и дед Кузьма стал собираться в дорогу. Взял с собой самое дорогое — лучший инструмент. Детям мать собрала одежду, а сама идти отказалась:
— Тут я родилась, тут и умру!
Дети расстались с матерью без слез. Да и у нее слезы все высохли. Поцеловала, перекрестила и сказала:
— Сбереги их, тятя!
— Не боись. Прокофий-то верно сказал: где храм — там народ православный, выручит. Последней корочкой поделится. Лучше бы шла с нами!
Но Василиса оставить родной дом не смогла.
Дед Кузьма путь держал в Самару. Почему в Самару, он и сам толком не знал. Оренбург ближе, там тоже храмы есть. Но сын сказал «Самара», и как-то само собой решилось, что туда и надо идти, пусть и дальняя дорога.
Шел дед Кузьма бодро, пел: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…»
— И сущим во гробех живот даровав, — тоненько, как птички, подхватывали Паша и Варя.
— А помнишь, дедушка, как на Пасху-то дождик был, помнишь?
— Как не помнить! — дед так и расплылся в улыбке. — До нитки вымокли, а никто не ушел!
Девочки засмеялись, вспоминая радостную Пасху.
Ждали тогда отца Никодима, уже после праздничной службы, чтобы он освятил куличи, яйца, пасхи. Вся деревня стояла у церкви, все с узелками и корзинками.
И тут внезапно начался ливень.
Прежде никогда такого не было, а тут потоки дождя обрушились с неба. Переполошились, испугались, а потом кто-то громко крикнул: «Ух ты, за шиворот льет!»
И засмеялся кто-то, смех перекинулся дальше. И, закрывая торбочки, узелки, корзиночки, смеялись православные, прижимаясь к стенам храма, как к матери родной, радуясь сильному весеннему дождю, жизни, Воскресению Христову.
А тут и батюшка Никодим вышел из храма, смело шагнув под струи дождя. Высокий, крепкий, с густой окладистой бородой, с ясными голубыми глазами, приветливый, он всегда был готов отдать последнее ближним. Отец Никодим радостно возгласил:
— Христос воскресе!
— Воистину воскресе!
Нет теперь отца Никодима, увезли его куда-то люди в фуражках и гимнастерках.
А другой батюшка, отец Тимофей, умер от голода.
…Дорога длинная. То дети вспоминали что-нибудь интересное, то дедушка. Рассказывать он любил, а девочки с удовольствием его слушали.
В деревнях встречали по-разному, но какая-нибудь завалящая корочка хлеба все равно находилась. Да и как им не подать, если две тоненькие голубоглазые девочки — точно полевые васильки, а дедушка — как одуванчик! Легкий, с пушистыми белыми волосами…
Однажды в пути их застала ночь.
Нашли местечко за холмиком, натаскали хвороста, разожгли костерок. Стали кипятить воду в котелке, и тут из темноты вышли двое. Небритые, грязные — видимо, тоже долго шли пешком. Кто такие, куда идут и зачем, ответили деду Кузьме так, что не разберешь. Может, тоже из голодной деревни, а может, прячутся, что-то такое сделав, за что по головке не погладят.