Читать «Взыскание погибших» онлайн - страница 130
Алексей Алексеевич Солоницын
— Ну почему доски так высоко?
— Потому что когда лед сойдет, вода поднимется.
— А сейчас как быть?
— Сейчас лучше в бак воды натаскать да согреть хоть немного — вода-то ледяная.
— А я думала, что тут быстрее управлюсь, — монахиня улыбнулась.
Она уже немолодая, глаза большие, синие, смотрят ласково.
«Красавица!» — подумала Вера.
— Можно вам помочь?
Вера сбросила плюшевую жакетку, подвернула рукава кофты, ловко согнулась и, опустив пододеяльник в полынью, сильно повела им из стороны в сторону. Подняла, опять опустила, так несколько раз. Вытащила, привычно отжала, бросила в таз.
И скоро все белье, что принесла сестра Евфросиния (а это была она), лежало в тазу, готовое к сушке.
Подхватив таз с бельем, Вера пошла за сестрой Евфросинией. Развесили белье, и Вера попросила:
— Можно я вам постираю? Я умею.
— Вижу я, что умеешь. Так ведь тебе свои дела надо делать?
— Нет у меня никаких дел.
— Как нет? Ну-ка сядь, милая. Что у тебя случилось? Расскажи. Ты мне помогла. Может, и я тебе помогу.
Лицо у монахини было такое хорошее, глаза такие добрые, что Вера все рассказала без утайки.
— Вот что, милая, — сказала сестра Евфросиния, раздумывая, — переночуешь у нас, в комнате для приезжих. А я пойду к матушке игуменье и про тебя расскажу. А как она назначит, ты к ней пойдешь и все расскажешь, как мне рассказала. И если матушка благословит, останешься у нас послушницей. Хочешь?
У Веры дыхание перехватило. Разве такое счастье возможно? Она такая некрасивая, грубая…
— Я ведь только стирать и мыть умею.
— А молиться?
— Люблю. Только мало молитв знаю.
— Я тебя научу. Что самое главное в вере Христовой?
— Возлюби ближнего, как самого себя.
— Правильно, да не совсем. Сначала возлюби Бога всей душой, всем сердцем и всем разумением своим. Запомни: матушка любит об это спрашивать.
Но Вере не пришлось отвечать на этот вопрос. Войдя к игуменье в кабинет, она оробела так, что язык будто отнялся.
Игуменья была сухопарой, суровой женщиной. Она сидела в кресле, перебирая четки.
— Подойди ближе. Сядь вот тут, — и указала на стул, который стоял рядом с креслом.
Вера послушно села.
— Знаешь ли ты, что значит в монастыре жить? Сколько молиться надо? Да не по принуждению, а чтобы сердце само приказывало? Если тебе просто деться некуда, так я тебя в прачки устрою и на жительство определю.
Вера замотала головой. Она представила, что опять будет жить на квартире, вроде той, где живут родители, с замерзшими во дворе помоями, с вонью на кухне, с пьяными мужиками, которые опять будут к ней приставать.
— Нет… я у вас, матушка!
И вдруг рыдания вырвались у нее из груди — горькие, отчаянные, истовые. Прежде Вера очень редко плакала, да и то ночью, украдкой. А сейчас будто вырвалось из сердца все горе, вся взрослая боль, что накопилась за годы. Вера закрыла лицо руками, пытаясь унять рыдания.
— Это что же… это сколько же ты претерпела, — игуменья приподнялась, взяла Веру за руку, приблизила к себе, обняла. — Ну, будет, будет! Матерь Божья Заступница наша. И тебя защитит, и сердце твое отогреет. Ты только молись усерднее.