Читать «Русская литература для всех. Классное чтение! От Блока до Бродского» онлайн - страница 382

В океане все происходит вдруг.Но потом еще долго волна теребит скитальцев:доски, обломки мачты и спасательный круг;все – без отпечатка пальцев.<…>Горизонт улучшается. В воздухе соль и йод.Вдалеке на волне покачивается какой-тобезымянный предмет. И колокол глухо бьетв помещении Ллойда.

(«Новый Жюль Верн», 1976)

У Бродского даже детская считалка в финале «Представления» превращается в страшилку с участием неизменного Времени:

Это – кошка, это – мышка.Это – лагерь, это – вышка.Это – время тихой сапойубивает маму с папой.

(«Представление», 1986)

В одном из самых безнадежных циклов стихов Бродского, «Часть речи», Время превращает человека даже в грамматическую категорию.

…Жизнь, которой,как дареной вещи, не смотрят в пасть,обнажает зубы при каждой встрече.От всего человека вам остается частьречи. Часть речи вообще. Часть речи.

(«…и при слове «грядущее» из русского языка…», 1975)

Человек после смерти превращается в часть речи. Но речь, слово и спасает. По крайней мере, пишущего человека. Стихи становятся формой сопротивления, формой борьбы человека с беспощадным временем.

«Скрипи, мое перо, мой коготок, мой посох. / Не подгоняй сих строк: забуксовав в отбросах, / эпоха на колесах нас не догонит, босых», – утверждает Бродский в «Пятой годовщине» (4 июня 1977), отмечающей очередную дату его расставания с родиной.

В большом «географическом» стихотворении «Назидание» (1987) в редкой для лирики форме второго лица описано путешествие по Азии и многочисленные опасности, с ним связанные: тебя могут зарубить топором или украсть сапоги вместе со спрятанными в них деньгами; ты можешь свалиться с горы или заблудиться в пустыне; твою душу могут терзать демоны, а твои письма – перехватить враги.

Никто никогда ничего не знает наверняка.Глядя в широкую, плотную спину проводника,думай, что смотришь в будущее, и держисьот него по возможности на расстояньи. Жизньв сущности есть расстояние – между сегодня изавтра, иначе – будущим. И убыстрять своишаги стоит, только ежели кто гонится по тропесзади: убийца, грабители, прошлое и т. п.

Однако в последней, одиннадцатой, строфе Бродский меняет тон, в стихотворении появляется проблеск если не надежды, то – смысла.

Когда ты стоишь один на пустом плоскогорьи, подбездонным куполом Азии, в чьей синеве пилотили ангел разводит изредка свой крахмал;когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя,как ты мал,помни: пространство, которому, кажется, ничегоне нужно, на самом деле нуждается сильно вовзгляде со стороны, в критерии пустоты.И сослужить эту службу способен только ты.

Оказывается, пейзаж, равнодушная природа все-таки не может обойтись без взгляда со стороны, без поэта. А для него творчество становится оправданием жизни, аналогом молитвы, заменой религии.