Читать «Катон» онлайн - страница 56

После этих слов Марк еще некоторое время стоял на рострах, словно ожидая ответа народа, затем сошел вниз и сел на предназначенную ему скамью.

Почти на всех присутствующих выступление Катона произвело благоприятное впечатление. Одних поразил неожиданный размах представления темы, другие умилялись нарочитой важностью юного оратора, третьих позабавило контрастное сочетание в его речи возвышенного и до смешного малого, а четвертые приветствовали в лице Катона нового борца за чистоту извечных римских ценностей. Поэтому дело было решено в его пользу.

После этой победы Катона о нем заговорили. Сограждане считали, что отныне он станет активно участвовать в общественной жизни, мелькать перед народом, зарабатывая популярность. Но Марк снова возвратился к скромному образу жизни и с еще большим рвением углубился в теоретические занятия, тем самым упрочив репутацию человека странного.

Странного же в нем окружающие находили все больше и больше. Вскоре ему довелось заболеть, и, вместо того чтобы принимать сочувствие и заботы друзей и родственников, скрашивающие тягостное состояние недуга, он закрылся в своей комнате и переносил болезнь в одиночестве, словно дикий зверь в норе. Только его раб-лекарь имел доступ к нему. Потом Катон объяснил друзьям необычное поведение так: "Болезнь обезображивает человека, причем не только физически, но и духовно: помутняет рассудок и расслабляет душу. Поэтому в таком состоянии неприлично вступать в общение. В то же время самому больному требуется концентрация всех сил, а переживания близких людей размягчают волю".

"Вот что значит переносить болезнь стоически", - говорили за спиной Катона товарищи с некоторой иронией, но все-таки уважительно.

В скором времени у Катона появилась возможность испытать себя в новом качестве, и он не преминул ею воспользоваться. Разразилась война с рабами. Цепион был назначен военным трибуном в легион консула Луция Геллия Попликолы, и Марк, не желая отставать от старшего брата, записался в войско добровольцем.

7

Победив в гражданской войне, Сулла физически уничтожил всех сколько-нибудь значительных представителей оппозиции, не разрешив этим политического кризиса, но лишь отсрочив его, подобно тому, как кровопускание не излечивает человека, а только отдаляет его смерть. В обессиленном римском обществе наступило некоторое затишье, зато его болезненно-расслабленным состоянием воспользовались внешние и внутренние враги. Испанией прочно завладели бывшие сторонники Мария, сплоченные в могучую силу талантливым вождем Квинтом Серторием, воинственные фракийцы вторглась в Македонию, являвшуюся провинцией, на Востоке вновь нарушил римские границы Митридат, армянский царь Тигран завладел Сирией и другими пограничными с римскими владениями странами, грозя создать сверхдержаву. Дезорганизация римской власти, вызванная тем, что магистраты преследовали сугубо корыстные цели и мало заботились об общем деле, позволила расплодиться всевозможным паразитическим элементам внутри самого римского государства. Италия кишела разбойниками. Все дороги патрулировались бандитскими шайками, состоявшими из остатков оппозиционных войск, и пополнявшимися беглыми рабами, преступниками и прочими выброшенными из официальной жизни людьми. Даже в столице грабежи приняли столь значительный размах, что тогда впервые в истории специальным законом в правовую сферу было внесено понятие грабежа, отличающее его от известного издревле воровства. Но сухопутные разбойники выглядели кроткими детьми в сравнении с морскими. Пиратство обрело такой размах, что образовалось некое подобие союза пиратских государств со своими князьями, органами управления и даже с собственной моралью, основанной на братстве по оружию, а не на деньгах, как в тогдашнем Риме. Четыреста областей в Восточном Средиземноморье контролировались пиратами и платили им дань. Пираты почти полностью парализовали морское сообщение в римской державе, отчего пришла в упадок торговля и связанные с нею ремесла, а в Италии был голод, так как ее население уже давно питалось заморским хлебом, поля же в хлебных странах оставались невозделанными, поскольку не было сбыта урожая. Под гнетом глобального кризиса римляне все более отдалялись друг от друга, и каждый старался выжить в одиночку за счет остальных, тогда как сам кризис был порожден утратой единства народа.