Читать «Тиберий» онлайн - страница 50

Легионеры были своего рода пролетариатом того времени. Именно они орудовали главным средством производства императорской эпохи. Их потом и кровью росло и преуспевало государство нахлебников и кутил. И они отлично сознавали собственную значимость, потому заставляли считаться с собою правителей, а впоследствии просто сажали на трон своих ставленников. В ходе многочисленных солдатских восстаний властям предъявлялись не только экономические и социальные, но и политические требования.

В императорское время армия была наемной со всеми вытекающими из этого последствиями. Отечеством для солдат являлся войсковой лагерь, государством был полководец. Главное общественное зло они видели в центурионах, жестоко гонявших их на учениях, обиравших в остальное время и издевавшихся над ними всегда и по любому поводу, а добро заключалось в войне, которая либо одаряла их добычей, либо навсегда избавляла от хлопот. Но, с другой стороны, поскольку вся жизнь легионеров была связана с армией и проходила в напряженных и рискованных трудах, они дорожили честью легиона, когорты, центурии, гордились победами своих подразделений и личными наградами. И как патриоты армии — важной составляющей государства — они ощущали себя в какой-то степени хозяевами страны. В общем, легионеры представляли собою грозную силу, они были хороши в своем деле, но крайне опасны в безделье. Такой экстремальный излом в жизни страны, как смена правителя, не мог не всколыхнуть самую подвижную социальную силу того времени.

Весть о смерти принцепса моральным землетрясением прокатилась по всему огромному государству, подвергнув испытанию прочность его связей. Едва возникла трещина в монолите власти, как через нее рванулся пар долго сдерживаемого недовольства масс, предвещая извержение лавы гнева. Однако угнетенным классам не хватило организованности, чтобы превратить это "землетрясение" в вулкан революции. Там, где появлялась позитивная идея, происходил социальный взрыв, как, например, в случае с возникновением христианства. Армия была как раз наиболее организованной частью народа и, несмотря на привилегированное по сравнению с рабами, крестьянами или городским плебсом положение, имела достаточно оснований для выступлений протеста.

Начиная с Юлия Цезаря пошла практика заискивания полководцев перед солдатами. В эпоху гражданских войн легионеры проводили свои собрания, издавали постановления, выбирали депутатов, которые потом объяснялись с императорами. Однако Август постепенно вернул прежнюю дистанцию между полководцем и солдатами. Укрепляя дисциплину, он в то же время целенаправленно реализовывал программу по удовлетворению интересов воинов. Поэтому формальная суровость принцепса лишь повысила его авторитет. К концу гражданских войн римская армия насчитывала более полумиллиона человек. Август сократил ее до двухсот тысяч. Ветеранам он, как и обещал, дал землю в Италии, а также в провинциях. Поселения ветеранов стали проводниками идеологии принцепса в массы. Службу оставшихся воинов он упорядочил, регулярно платил жалованье, создал отпускной фонд, куда вложил огромную сумму из личных средств. Легионы теперь были расквартированы только в приграничных областях, там, где грозило вторжение варваров. Именно эти территории Август сделал своими, императорскими провинциями. Со стороны казалось, будто он ничуть не покусился на владения сенаторов, оставив им старые, республиканские провинции, а себе взяв то, что завоевал он сам и его предшественники в процессе и после развала республики. Из этих новых территорий принцепс создал как бы буферную зону, предохраняющую сердцевину страны от внешней опасности, и вполне логично разместил там легионы. Получилось, что, приняв на себя из добрых побуждений заботу об охране границ, Август, по необходимости, стал и командующим всеми войсками государства. Именно поэтому из множества его званий главным в конечном итоге оказался титул императора. Армия составляла основу его власти, но это чисто по-августовски было скрыто от глаз современников изысканно лицемерной формой организации дела. Лишь со смертью Августа стали обнажаться хитросплетения его политики, и именно Тиберию предстояло распутать их либо, наоборот, запутать еще сильнее, чтобы не развалилось огромное, эклектически склеенное государство.