Читать «Омуты и отмели» онлайн - страница 18

Евгения Георгиевна Перова

– Подожди-ка, Митя! Я сейчас!

Она пошла обратно мимо Аркадия, решившего было, что она передумала, и обратилась к Анатолию, который что-то налаживал в кабине:

– Анатолий Владимирович, я могу вам доверять? Вам и Аркадию? Он не заберет ребенка? Илюшу?

Анатолий медленно выпрямился и тяжело взглянул на Юлю:

– Не любишь ты меня. А я – на твоей стороне. Не бойся, не заберет. Ему не жить тогда, он знает.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – Анатолий усмехнулся и опять полез в кабину.

Марина привела Лешего в дом и уложила на диван. Она чувствовала: в нем что-то разладилось, даже видела, где именно. Попыталась поправить, вернув нарушенную гармонию и цельность, и сосредоточилась, не сразу заметив, что по щекам у Лешего текли слезы.

– Кого мы вырастили, а? – горько сказал он. – Это я виноват, избаловал.

– Лёшечка, не надо. Не надо, милый. Что делать, мы оба виноваты. Придется и это пережить. Я клянусь тебе, я следить за ней буду – волос не упадет.

– Марина! – И он не смог сдержать рыдания.

Она обняла Лешего, словно крылами: и телом обняла, и душой, и сердцем. Обняла – и всю силу, всю любовь выплеснула в него, успокаивая нервы, расслабляя мускулы, прогоняя тоску, усмиряя боль, вселяя мужество, пытаясь залечить ту рану, что нанесла ему любимая дочь. Марина строила Лёшке защиту из собственной любви, нежности и страсти, и когда закончила, сил у нее почти не осталось.

Наконец все вещи уложили и всех разместили, Марина на последнем дыхании разобралась с Илюшей и наспех поцеловала Совят, у которых горели глаза в предвкушении приключений: они оба обожали машины и радовались этой неожиданной поездке, да еще с папой! Джипы уехали, и стало непривычно тихо.

– Ну что, пацаны, – сказал Семеныч, – пошли, что ли, трактор с плугом наладим. Чего ждать-то, работать надо.

– Марина, а как вы думаете, – начала было Иллария, но Марина ее перебила:

– Простите меня, мне надо… отдохнуть. Немножко. Вы пока… без меня.

И она, пошатнувшись, поплелась к дому, а Юля с Илларией с тревогой посмотрели ей вслед и переглянулись. Марина с трудом добрела до дома, долго взбиралась на крыльцо и упала сразу за дверью. Так плохо не бывало еще никогда. Она ощущала себя совершенно пустой, и в эту пустоту уже начинал просачиваться черными вязкими каплями страх – безумный страх за Лёшку. То, что Марина увидела сегодня у Лешего, пугало ее, хотя она пыталась уговорить себя: я же поправила это, поправила! Не помогало. Омут оживал в ее душе и грозил затянуть на дно. Мысль о том, что Леший вдруг может… умереть! – эта мысль сводила ее с ума, потому что она не могла понять: это ее собственный навязчивый страх или предвидение? А вдруг она этими мыслями и правда притянет беду?

На Марину сыпались все новые и новые ужасы – про детей, про Юлю, Анатолия, про всех! «Зачем, зачем, – терзалась она, – зачем я не настояла, чтобы мы уехали? Надо было заставить их силой! А теперь… Это я буду виновата, если что-нибудь случится, я! И с Мусей тоже я виновата. Давно надо было заняться девочкой…» Марина так боялась повторить ошибки собственной властной и суровой матери, опомнившейся слишком поздно, что ударилась в другую крайность, и сейчас это хорошо понимала, хотя всю жизнь ей казалось, что она тоже излишне сдержанна с детьми – особенно на фоне сентиментального Лёшки, который моментально рассиропливался, стоило только Мусе улыбнуться. К тому же, как ни горько было это признавать, Марина узнавала в Мусе собственные черты: упрямство, эгоизм, женскую стервозность – все это когда-то бушевало и в ней самой, а чувственность… Да что говорить, она до сих пор млела от одного Лёшкиного прикосновения!