Читать «Омуты и отмели» онлайн - страница 117

Евгения Георгиевна Перова

– На двадцать пять лет. Ей двадцать исполнилось, когда встретились, ему – сорок пять. Она была копия Верочки! Один в один. Ольга говорила, Сергей сразу как с ума сошел. А мама… Она Ольге рассказывала, что помнит его с 1943 года, когда ей три годика всего было! Вот мама точно ничего не знала – ни про Верочкину любовь, ни про то, от кого Гриша, ничего! Влюбилась насмерть.

– Слушай, это просто античная трагедия!

– Трагедия – дальше. Мама рассказала родителям о Сергее. Ты знаешь, я так переживаю каждый раз, как об этом думаю! За всех! Ты попробуй представить: дед, Верочка, которая даже не знает, что Сергей вернулся… Да, да, она не знала, дед скрыл! Три года скрывал!

– Даже не берусь представить, как они это пережили!

– Верочка выгнала маму из дому.

– Верочка?!

– Ты знаешь, я вот все думаю про отца своего. Что это было? На самом деле он так безумно в маму влюбился? Или это такая своеобразная месть была? Реванш взять хотел? Не понимаю.

– Марин, а почему ты не веришь, что влюбился? Ты ж говоришь, она копия Верочки была. Как бы второй шанс от судьбы. Ты вспомни Анатолия с Фросей! Он мне сам говорил, что Франсуаза – его вторая попытка! Она же страшно на Валерию похожа!

– Не знаю. Как-то у меня все это в голове не укладывается. Я все думаю, думаю…

– И что дальше было?

– Родилась я. Мама с Сергеем жили на Сивцевом Вражке, под крылом у свекрови – в той квартире, где мы были. Екатерина Леонтьевна жила, Елизавета Петровна и мама со мной и Сергеем.

– Где ж они умещались-то?

– Как-то умещались. Там раньше три комнатки было, а после капитального ремонта стену убрали, и стало две. Потом Сергей внезапно умер, а мама вернулась домой… Ты знаешь, я раньше думала, что отец как-то маму обидел. Сделал что-то плохое, раз она так отгородилась от прошлого: ни одной фотокарточки его у нас дома не было, ничего! Никогда не говорила о нем. С его родными не виделась. А все твердят – и Елизавета, и Вениамин Павлович! – что любовь у них была просто безумная. Надышаться друг на друга не могли. Как же она жила потом? Совершенно одна! Ну, я еще, конечно. Не понимаю. А ведь я его помню, папу!

– Марин, этого быть не может.

– Как же объяснить?.. Я его сразу узнала на тех фотографиях, помнишь? Только боялась сама себе признаться. Помню тепло его рук, его любовь… Мне это снилось! И еще… Мама мне волосы расчесывала – долго, по сто раз щеткой. Это самое счастливое воспоминание! И Елизавета Петровна рассказала, что отец так мамины волосы расчесывал – она один раз нечаянно подглядела. Словно сияние их окружало, говорит. Такая любовь была. И я теперь понимаю: когда мама так с моими волосами возилась, это было… Ну, словно она отцовскими руками это делала! Мы были все вместе в этот момент!

– Надо же…

– Я и деда смутно помню, и Екатерину Леонтьевну! Она только в 1978 году умерла. Мы ее случайно на улице встретили, я и не знала, кто это, но запомнила – уж очень она меня приветила: обняла, заплакала даже. Мама же ничего не рассказывала, я и не знала, что рядом бабушка и тетка живут!

– А что же с Верочкой стало?