Читать «Неруда» онлайн - страница 51

Володя Тейтельбойм

Диего Муньос рассказывает, что в молодости ему поручили расписать стены будущего кабаре «Цеппелин». Плата за труд, оговоренная в контракте, была весьма странной, точнее сказать — «сногсшибательной»: пять тысяч песо чистыми деньгами и пять тысяч песо напитками по их стоимости. В общем, художник и его дружки-помощники могли выпить в счет заработка двадцать пять тысяч бутылок пива или чего-нибудь спиртного, на сумму, указанную в договоре. Долгие месяцы вся честная компания не знала забот по части горячительного. Диего Муньос говорил, что донья Инес, хозяйка кабаре, питала к ним особое расположение и называла их «верным патрулем». Она даже кормила в долг своих любимцев… На сцене кабаре пела молодая одноглазая женщина, прикрывавшая прядью волос половину лица. Друзья, как правило, пили самый дешевый кларет. Порой везло на щедрого гостя, который заказывал для всех вино. Случались и танцы, но Неруда не танцевал.

25. Рохас Хименес улетает

Однажды в полдень в переполненном холле центрального здания Чилийского университета, где и всегда тьма народу, ко мне подошел Рохас Хименес. Толпящиеся студенты — негде яблоку упасть — собрались в поездку за город и, разумеется, готовились совершить возлияние Бахусу. Рохас Хименес попросил у меня взаймы денег, чтобы внести свою долю. «К сожаленью, — сказал я, — ни гроша». Мне тоже хотелось поехать, но увы! А он захотел — и поехал! Какие сомнения! Он готов был сорваться с места в любой момент, особенно если знал, что где-то взмоет ввысь радость, точно пробка из бутылки шампанского. Он был тонким, искусным поэтом. Долгие годы я напрасно пытаюсь вспомнить маленький шедевр Рохаса Хименеса. На свой страх и риск цитирую здесь его начало, наверняка неточно: «Слова твои скромны. Но как мне не любить твои слова! Ведь в них так много твоего, что им совсем не надобен глубокий смысл, они и без того меня блаженством наполняют». В конце стихотворения он говорит, что слова порхают-кружат вокруг него, точно бабочки над лампой… Он и сам порхал бабочкой в жизни и сгубил себя постоянным, неистовым горением, безудержной тягой к вину. В определенном смысле Рохас Хименес принадлежал к трагическому поколению. По своей судьбе он схож с братом Орландо Ойярсуна — Алиро Ойярсуном, автором «Желтого корабля».

Самым богемным из всех, кого я знал в тридцатые годы, был Альберто Рохас Хименес. Это — чудодей безумств, бредовых выдумок и бумажных птиц. Он написал прекрасные стихи, где всеми красками сиял необыкновенный талант. Богема разрушила этот талант, а потом сгубила и его самого. Стоило ему прийти на студенческий вечер во Дворец изящных искусств, его, я помню, непременно просили что-то сказать, выкинуть что-нибудь этакое, ошарашивающее, или вспомнить о днях в Париже или о своем друге Неруде. Он вскакивал на стол, соглашался, но с одним условием — извольте бутылку вина.