Читать «На берегу неба (сборник)» онлайн - страница 136

Он не хотел верить звукам, возвещавшим, что там, в новом времени, не будет места ни вольным степным табунам, ни вольным людям. Уже Есенин все это понял.

Кстати, у Махно одну лошадь звали «Воля».

Они все шуршали бумажками, листали стихи, перешептывались, как вдруг зазвенел звонок: я даже испугался, потому что никто из них, по-моему, всерьез и не начинал писать. Да и я… Что-то я растерялся. Не сдавать же только эту заготовку? Впереди еще целый шестой урок. Я тоже принялся перебирать бумажки…

В это время парень с последней парты в правом ряду повернулся ко мне:

– А вы, что, тоже сочинение пишете?

Честное слово, спасибо, парень! Если бы ты еще знал, что сидишь на моем месте! Почему-то меня так и тянуло сказать ему: ты сидишь на моем месте, старик! А вот то, впереди, пустое, – там сидел Серега Хорунжевский, единственный человек, с которым я дружил в классе. Он разбился на машине восемь лет назад. Отец спился. Брат стал бандитом. Мать сошла с ума…

Один Господь свидетель, как мне захотелось вдруг поговорить с ними. Я бы сказал: «Не спите. Пока вы спите, проходит ваша жизнь». Если бы я мог прожить жизнь заново…

К счастью, у меня не было времени для этой пламенной проповеди, ибо что-то я все-таки должен был написать. У меня оставалась в запасе одна история о встрече с Блоком. Таких в жизни обычного человека, не связанного с литературой, бывает в жизни… ну, две. Или три. Иногда это стихотворение, которое вдруг пробирает до глубины души, – и оказывается, это Блок. Иногда – всего несколько строк:

…Сквозь кровь и пыльЛетит, летит степная кобылицаи мнет ковыль…

А у меня была история о книге, толстенной, восьмисотстраничной книге статей из двухтомника Блока, которую таежный охотник Сашка Устинов взял с собой в зимовье, откуда у него ее и украл заезжий бич и прострелил из ТОЗовки. В тайге, где ни один предмет не появляется сам собой, как-то не принято по книгам стрелять. Поэтому и осталось ощущение, что с этим бичом творилось что-то неладное, ощущение проникшего с ним сюда, в Лес, безумия Больших Городов…

Разворачиваясь в массе плотной бумаги, пуля вырывала из Блока целые абзацы, по-своему «прочитывая» его. В свое время Хайдеггер взял на себя смелость по одному (и не полностью сохранившемуся) изречению Анаксимандра, древнейшего из греческих философов, реконструировать основные понятия и антитезы западной философской мысли. Сидя с простреленным Блоком в каюте теплохода, медленно тащившегося вверх по Енисею, я сначала прочитал целиком «Крушение гуманизма» – ту самую статью, которая философски весит не меньше, чем «Закат Европы». Потом, следуя провокации Хайдеггера (то есть, что было бы, если бы от всего, написанного Блоком, не осталось ничего, кроме нескольких отрывков?), стал выписывать в тетрадь строки, «прочитанные» пулей, и с каждой новой выпиской понимал, что эти абзацы, попавшие в один ряд волею случая, обрывочные, не связанные между собой, есть определенное и точное свидетельство о человеческом Гении и о человеческой мысли в той степени совершенства, независимости и глубины, которая оплачивается всей прожитой жизнью, качеством совести, бытием-в-совести…