Читать «Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека» онлайн - страница 54

Владимир Викторович Колесов

Супостатъ – излюбленное слово в древнейших переводных текстах; супостаты всегда определяются точным отношением – наши, ваши, мои, супостаты кому-либо (тебе или мне); так же и в русских списках церковных текстов. С супостатами борются неустанно: «О злаа и лютаа ми супостата, не прҍстаю, ни почию, до съмерти ваю боряся с вами!» (Патерик, с. 168); супостатъ в этом тексте – враг, который уже приступил к военным действиям. «И падоша мнози врази наши – супостати – предъ рускыми князи» (Ипат. лет., с. 267) – враги постоянны, супостаты же выявляются в момент битвы; князь половецкий – также постоянный враг Руси: «То есть ворогъ русьстҍи земли!» (Лавр. лет., с. 228, 1095 г.). Афоризмы «Пчелы» прямо говорят о такой противоположности слов: «супостатъ и врагъ» – это соответствие греческому polémics hegētéois ‘выступивший против тебя враг’ (Пчела, с. 122). Ср. в гадальной книге: «или хочеши вҍдати врага своего [обнаружить его] прогнание или побҍду на супротивника своего [как его одолеть]» (Лопаточник, с. 27). Не «противник», который против, но «супостат», который поднялся против тебя, – вот что в центре внимания древнерусского книжника. Враг всюду, и он не дремлет, тогда как супостат на виду, он на линии боя – именно это отличие от противника или врага и важно указать.

Несмотря на обилие синонимов, враг всегда показан в отношении к положительному герою, к доброй силе. В «Сказании о Мамаевом побоище» начала XV в. противники Дмитрия Донского и его соратников названы так: враги, противные враги, супротивные или противные (говорит княгиня Евдокия), противники (говорит Дмитрий Боброк), супостаты (говорит Сергий Радонежский). По отношению к Олегу Рязанскому и Ольгерду, сподвижникам Мамая, Дмитрий Донской назван всего лишь словом недругъ, а по отношению к Мамаю нет никаких упоминаний о враждебной ему стороне. Злая сила вообще не имеет врагов, потому что она сама – враг. Пристрастность и субъективность средневекового писателя поразительны, но они отражают реальное впечатление о распределении врагов, противников и супостатов – это всегда чужие.

Отметим еще одну подробность слова врагъ; становясь обозначением беса, оно, уже по христианским понятиям, не может обозначать неприятеля-человека, на смену слову врагъ приходит русская полногласная форма ворогъ. В Древней Руси именно ворогъ – постоянное обозначение недоброжелателя или неприятеля. «А рькуче ему: – Кто тобҍ ворогъ, то ти и намъ!» (Ипат. лет., с. 203, 1174 г.); «А се Игорь – ворогъ нашего князя» (с. 349). Примеров слишком много, как много в те времена враждебных отношений и между князьями, и между их подданными. Возникает также множество слов, уточняющих смысл таких отношений: вражебникъ – кто- либо, враждебно настроенный, в системе понятий это хуже, чем просто «ворогъ»; сувражьники – те, кто поднимаются против кого-либо совместно, и т. д. Когда ключник Амбал и другие заговорщики убили князя Андрея, Кузьмище Киянин, который хотел закрыть тело убитого князя, крикнул ему: «Вороже! сверзи коверъ ли, что ли, что постьлати или чимъ прекрыти господина нашего!» (Ипат. лет., с. 208б). Пример этот примечателен: вчерашние вассалы, слуги одного господина, сегодня уже не могут считаться равными, так как убийца перестает быть другом, он выявил свои враждебные чувства и потому, конечно же, стал ворогом.