Читать «“Первая любовь”: позиционирование субъекта в либертинаже Тургенева» онлайн - страница 31

Женщина — это одна из нередуцируемых форм, в которой Другой являет себя субъекту.Уничтожение этой дыры в порядках имманентности — необходимость поддержания самих начал существования, основанного на подчинении бытия воле сущего как субъекта. Для либертина эта дыра тождественна вагинальной. И его не обманет даже гимен, пытающийся замаскировать это зияние. Поэтому отношения мужчины и женщины для либертина — отношения смертельно опасной дуэли, в которой можно только победить (т. е. ввести женское существо в горизонт эротического обладания) — или погибнуть. Гибель тождественна влюблённости, т. е. впадению в отношения, регулируемые Агапэ, ибо влюбится в женщину — значит разрушить своё самостояние как субъекта, господствующего над существующим, поставить себя под порядок существования, определяемый Другим. Апатия — средство, при помощи которого либертин сохраняет власть над собой — а тем самым и над порядками сущего. Женская инаковость, бросающая вызов равновесию апатии, — провокативна, ибо, ответив на вызов, либертин вынужден сделать убийственный выбор между следованием логике другого в Агапэ или подчинением этого другого своему удовольствию в логике Эроса. И тот, и другой путь — губителен для либертина, ибо одинаково разрушает самостояние Эго. Только превратив мир в “огромное животное”, только обратив сущее в сцепление тел, лишённых пола, можно ускользнуть от этого вызова Другого. В мире Сада разделение на пол не играет особой роли, половые определения стёрты за счёт неустанной работы по конструированию потенциально неограниченных механизмов пользования наслаждением.

Романтизм превратил оппозицию мужского и женского в нередуцируемую фигуру индивидной определённости. Если мужчина наследует своим определениям в либертинаже, то женщина получает определение через сознательное жертвование собой. Жюстина — пассивная фигура жертвования, индивид у Сада вообще пассивен, весь вопрос лишь — в позиции сознания по отношению к своей пассивности. Активно господствующий над своей пассивностью через апатию становится либертином, все остальные, не способные осознать цель разума в своей пассивности, становятся жертвами, приносимыми либертином на алтарь своей “религии”. В романтизме женщина способна занять позицию сознания по отношению к своему положению жертвы, встать в активное отношение к своей жертвенности. “Но я другому отдана и буду век ему верна” — в этих словах высказано сразу многое: и то, что женщина рассматривает своё положение в мире как “отдачу”, как пребывание “не у себя”, но у “дугого”; и то, что свое устроение в мире как “субъективного я”, как волящего существа, измеряется для неё “верностью” своей позиции отданности другому. Онегин, со своей стороны, фиксируется этой фразой как тот, кто не может по определению предоставить женщине этой позиции “другого”: он — либертин, и его стратегия — универсальное разрушение самой возможности позиционирования через другого. Поэтому Татьяна, во имя любви к Онегину, не может изменить своей позиции и отдаться тому, кто, разрушив её самостояние в определённости Другим, сведёт её до состояния предоставленности — к — удовольствию, к состоянию элемента в сцеплении машин желания.