Читать «Казаки. Между Гитлером и Сталиным» онлайн - страница 27

Большая часть казачьей, да и русской эмиграции критически относилась к политическим взглядам самостийников. Известный русский эмигрант Д.И. Мейснер вспоминал (применительно к казачьей эмиграции 30-х годов в Чехословакии): «Среди богатых и зажиточных в прошлом казаков, а таких в эмиграции было особенно много, распространялось представление о том, что будь они подальше от Москвы, посвободнее от нее как русского центра, они обошлись бы без большевизма, а следовательно, не должны были бы стать эмигрантами. Некоторые из них, надо прямо сказать, не без лукавого участия иностранцев отрицали даже самую принадлежность казачества, в том числе и донского, к русскому народу и извергали на Россию ушаты грязи. Некоторые „поповы“, „стариковы“, „быкадоровы“, „колесовы“ и носители других подобных фамилий вдруг, к всеобщему недоумению и изумлению, оказывались совсем не русскими. На многочисленных публичных выступлениях они на чистейшем русском языке, да другого они отродясь и не знали, объясняли, что Дон и Кубань совсем не Россия, и что только „большевистское насилие“ держит эти области в ее составе. Впрочем, эти крайние самостийники были среди казачества меньшинством».

Укрепление советской власти, принятие новой экономической политики (НЭПа) стали причинами, которые способствовали тому, что многие казаки приняли решение вернуться на родину Так, из 30 тысяч донских казаков, оказавшихся в эмиграции, на Дон вернулась почти половина. Многие из оставшихся покинули Болгарию и расселились по странам Европы и Америки. После переезда во Францию Донского атамана Богаевского, а затем Кубанского и Терского Войсковых атаманов В.Г. Науменко и Г.А. Вдовенко в Париже возобновились заседания «Объединенного совета Дона, Кубани и Терека». Однако жизнь распорядилась так, что казаки все больше рассеивались по континентам в поисках лучшей жизни, и сохранять связь атаманам со своими казачьими объединениями становилось все труднее. Таким образом, мы видим, что судьба казачества, оказавшегося в эмиграции, оказалась довольно трагичной. Многие умерли в эмиграции, не выдержав разлуки с родиной, тягот и лишений жизни на чужбине. Не менее трети казаков, преимущественно рядовых, в конце двадцатых годов вернулись в СССР, где их, как правило, ждали коллективизация и окончательное расказачивание. Оставшееся же в эмиграции казачество, раскиданное по всей Европе, пыталось сохранить верность своим традициям и лелеяло надежду на то, что рано или поздно ненавистный коммунистический режим в России падет и они смогут вернуться в родные края.