Читать «Геркулес и Гидра» онлайн - страница 23
Кир Булычев
Я рассказал Макару, что случилось дома. Он взял пластинку, долго рассматривал ее, поворачивая к свету. Потом сказал:
— Твое предположение верно. Когда мы вели восстановление, шкалу я рассчитал неточно. Сам виноват. Задели внутренние слои.
— Но почему на пластинке старые песни? Ведь ее делали на заводе совсем недавно.
— Это все шеллак, — сказал Макар. — Очень редкая смола. Мы ее ввозим. Поэтому бой пластинок до недавнего времени сдавали в палатки вторсырья и из них делали новые. Как книги из макулатуры. Значит когда-то наша пластинка была другой. Может, в ней были куски пластинок, на которых пел Шаляпин или еще кто. Вернее всего, так и было. А настройка машины — дело нелегкое. И я ошибся. Так что, если хочешь, я пойду к твоему Томату и расскажу ему, что я во всем виноват.
— И что же ты ему скажешь? — спросил я не без ехидства.
— Все. Как ты случайно разбил его пластинку, как мы решили ее починить на установке и как ошиблись. Элементарно.
— Элементарно для другого человека. Но не для Томата. Где гарантия, что он не побежит к Манину и не доложит ему, что мы с тобой фактически совершили преступление?
— Зачем ему?
— От склонности к порядку. А потом меня вышибут из экспедиции и не видать мне истфака, как своих ушей, а тебя не возьмут в институт к Игоречку. Вариант?
— А что же делать?
— Скажи, вот я подумал, а нельзя ее снова в машину загнать?
— Пластинку?
— Чтобы вернуть ее к самому свежему слою. Понимаешь?
— Понимаю, но бессмысленно. Думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем машина научится гулять по слоям, как по комнате. Это все равно как если бы ты потребовал от токарного станка, чтобы он обточил деталь, а потом обратно вернул нам заготовку.
— Жалко. Придется тогда мне терпеть нападки этого Томата. А он, можешь поверить, еще поиздевается надо мной. И жалко, отношения с Люси мне испортит. Это он сможет. Знаешь, эти женщины совершенно не так устроены, как мы с тобой. У них вся шкала ценности перепутана…
— Не надо было нам начинать с пластинкой, — сказал Макар.
— Сделанные ошибки трудно исправить, — сказал я умную фразу. Не то сам ее придумал, не то вычитал где-то. — Легче не совершать новых.
И тут мы услышали совершенно спокойный голос:
— Я тоже так думаю.
Томат вошел в наш тайный закуток. Предвечернее солнце золотило редкие волосы на его голове, лицо его было красным и блестело.
— Вы что, подслушивали? — возмутился я.
— Это далеко не самый тяжелый грех, — сказал Томат. — Я не подслушивал, я услышал. Случайно я проходил мимо сарая и услышал ваши голоса. То, о чем вы говорили, было настолько интересно, что я, сознаюсь, остановился и стал слушать дальше.
— Из-за сарая не слышно, — сказал я, но это были лишние слова. Что будешь делать?
Поэтому я протянул ему пластинку и добавил:
— Конверт остался на столе. Я согласен вам заплатить за нее по любому курсу, по государственному или по спекулянтскому, как вы сочтете нужным.
— Очередная грубость, — сказал Томат, но пластинку взял. Он стоял, нависая над нами, очень чистый, спокойный и неотвратимый, как четвертная контрольная по алгебре.