Читать «Иван Сусанин» онлайн - страница 6

— На Оську благословения не дам!

— Тогда в вековухах останусь! И слово мое крепкое, тятенька.

— Да уж ведаю твой норов.

День кумекал Матвей, другой, а на третий пошел к соседу.

Пока был жив отец, Сусанна и блаженный от счастья Оська беды не ведали. А когда Матвея на рубке барского леса древом на смерть пришибло, начались всякие напасти. Вскоре мать Богу душу отдала, первенец Мишутка в пруду утонул, а затем и корова пала. Остались молодые, чуть ли не у разбитого корыта.

Вскоре Ванятка народился. Многие дела легли на плечи Оськи. Он усердствовал до седьмого поту, но силенок его не хватало. Маломощным был Оська. Другой мужик за час управится, а Оське и дня мало. И тогда, забыв про ухваты и зыбку, оставив избу на старенькую тещу, Сусанна сама за дела принялась. И на соху налегла, и за литовку схватилась… Всё-то у ней ладилось. А когда Ванятка подрос и он стал заправским помощником. Чуть стало полегче. Зато господа-баре наседали, старясь выжать из крестьян все соки. Только Юрьевым днем и спасались…

Кое-как пережили зиму, а как нагрянул Егорий Вешний, тиун в избу.

— Надо бы, Оська, на барской пашне подсобить.

— Дык, милостивец наш, Федор Иваныч, два года сулил меня не пронимать. На своем наделе горбачусь.

— А кто тебе жита дал? Кто овсом снабдил? Кабы ни Федор Иваныч, околевать бы тебе, Оська. Допрежь на барском поле с лошаденкой походи, а засим и за свой надел примешься.

— А вдруг поморок навалится? Доводилось!

— Не ведал я, Оська, что ты моего барина так отблагодаришь. Он к тебе с милостью, а ты от него рыло воротишь. Завра же отправляйся на барское поле!

В голосе Фалея прозвучала угроза.

— Будем на поле, Фалей Кузьмич, — молвила Сусанна. Поняла, что спорить с тиуном — из блохи голенище кроить. Она еще в тот зимний вечер догадалась, что не напрасно Годунов сыпал щедротами. Вотчина у него скудная, мужиков — на пальцах пересчитаешь, каждый — на вес золота. Даже холопы на сторону глаза вострят. Еще в Грачовник сбежал с господского двора Минька. (Не зря теплой шапкой обзавелся).

Всю неделю пахали барское поле, а когда за свое принялись — типун Оське на язык — поморок и в самом деле навалился. Дождь льет и льет! И не день и не два, а другую неделю.

Оська лицом почернел.

— Все сроки уходят. Без хлебушка останемся.

Мужики повалили в храм к батюшке Никодиму. Заказали молебен. Батюшка со всем церковным причтем, пошел кадить поле, но кадило вскоре замокло, дым иссяк, а батюшка, весь промокший до нитки, всё молил и молил Господа ниспослать погожие дни.

А на другой день и впрямь проглянуло солнышко. Довольные мужики, собрав батюшке «гостинчик», кинулись на свои пашни. Но земля-матушка промозглая, и сохи и лошадки вязнут. Надо бы денька три хорошего солнышка, но и без того сроки уходят. С Егория-то уж две седмицы миновало. Тужились мужики, рвали лошаденок и костерили барина:

— Сам-то в вёдро отсеялся, а мы — в самую разгрязь. Дьявол кривой!

Оська налегал на соху, задыхался и, обессилено, падал на колени.

— Лошадь веди, — пожалела муженька Сусанна. — А я за соху встану.