Читать «история одного безумия» онлайн - страница 67
Юрий Трещев
Меня заперли в темнице, как похоронили…
Темница излечила меня от сластолюбия, лишением средств его удовлетворения, но иногда я встречался во сне с благородными дамами…
Сны умели создавать удобные случаи, чтобы столкнуть меня в яму тьмы, унизить, забывшего о боге и благодати…
Одной из дам пришлось принуждать меня к любви угрозами и побоями… правда, удары она наносила с нежностью, без раздражения, и они были приятны мне… казались они приятными и даме, хотя наносила она их уже не по вдохновению, а по привычке, что и привело к тому, к чему привело…
О пороках этой дамы я узнал последним и едва не поддался искушению покончить с собой или как-нибудь изувечить себя из-за отчаяния, унижения и стыда…
Я обвинил ее в коварстве и предательстве…
Связь с этой женщиной оказалась непристойной и прискорбной, она вызвала недоверие ко всему, что бог создал для наслаждения…
Я окончательно отстранился от обычной жизни и посвятил себя философии…
Мудрому человеку не следует связывать себя браком с женщиной…
Я вернулся на кафедру в университете, сочинял гимны философии, портом плачи, когда и она покинула меня…
Я ушел с кафедры университета, стал монахом, жил, подражая жизни апостолов или еще более ранних святых, который отличались своей святостью…
Я жил трезво и воздержанно, пока снова не погрузился в эту грязь уже безвозвратно, забыв страх божий… и поплатился…
Я стал осторожнее… я вернулся к Аде, исключительно из любви к поэзии… я даже не предполагал, сколь опасным для меня оказалось это возвращение…
Помню, Ада, увидев меня, вздохнула, заплакала и запела скорбный плач…
Ночь мы провели в молитвах, а утром каждый оказался на своем месте: Ада в могиле, а я на ложе монахини с которой виделся редко и втайне… ей было 13 лет… я воспитывал ее и обучал пению плачей, вызывавших у горожан слезы и восклицания изумления и восторга…
Надо сказать, что ангелов ее плачи только расстраивали и удручали…
В руинах женского монастыря я умер, заснул для жизни…
В смертном сне я провел три дня и три ночи… на девятый день я очнулся и стал жить своей жизнью, не жизнью Бенедикта…»
* * *
Ночь ушла, но солнце так и не появилось…
Бенедикт молча стоял на подмостках перед толпой горожан, которые собрались на площади у руин театра в ожидании конца света…
Все, что можно было сказать, Бенедикт уже сказал…
— Вы Бенедикт Кириллов?.. — спросила его женщина в мантии…
— Что?.. нет… вы ошиблись… — солгал Бенедикт, чтобы покончить с этими расспросами, показавшимися ему довольно подозрительными…
«Кто он?.. — размышляла женщина в мантии… — Глаз с меня не спускает… повернусь к нему спиной…»
«Узнала… и ужаснулась… — подумал Бенедикт… — Как будто увидела черта с рогами…»
Бенедикт потер шишки на лбу и запел плач…
«Что это с ним?.. поет и уже не ищет меня глазами… умолк… молчит и вздыхает… не узнал или сделал вид, что не узнал… дяде его я поверила и обманулась… чуть не тронулась умом, как его мать… говорят, отца его убили, от него веяло злобой… а мать утопла в пруду, ставшем болотом… плавала ничком… лицом он похож на мать, а от отца ничего не взял… не был уверен в его отцовстве…» — вспоминала женщина в мантии…