Читать «Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище)» онлайн - страница 95
Александр Шаров
Вот и пропустил свой сворот — может быть, самый главный из всех сужденных.
Тося отпустила было мою руку, потом снова взяла, сказала:
— Идем, идем! Надо еще столько всякого вспомнить!
Мы шли под руку, но она все время отстранялась, на миллиметр какой-то, только чтобы я не касался ее тела; ветер, ветер со свистом прорывался между нами; ветер времени? ветер войны?
— Александр Максимович как? — спросила она.
— Я его с самых Маяков не видел.
— А там мне все казалось, что вы как одно, — задумчиво протянула она.
— И мне так казалось, да вот…
— Я ему даже как-то сказала, что могла только тебе. Вырвалось!
— Что?
— Неважно… — И сразу. — О Косте Васильеве слыхал что-нибудь?
— Погиб.
— Погиб, — глухо повторила она.
— А я все вспоминаю, как под Дунаевкой ты меня тащила из боя на шинели.
— Вы же без сознания были, товарищ лейтенант!
Она ко мне обращалась то на «вы» — «товарищ лейтенант», то на «ты» — «Лешка», как бы сближая нынешнюю ночь с общим нашим прошедшим.
— Может, и без сознания, а помню!
— Вы про меня это, а я про вас помню всё, товарищ лейтенант, — опять со своим отчаянным коротким вздохом сказала она. Помолчала и спросила: — А Светик
Лазарев?
— Погиб.
В темноте мы проходили сквозь строй теней, говорили шепотом, будто громкие голоса могли потревожить ушедших.
— Сашок Рыбкин? — спрашивала она.
— Погиб.
— Погиб, — эхом повторила она.
Мне вспомнились стихи Бутова, не слова, а только смысл стихотворения: «Каждому поколению, которому суждено было пережить эпоху крови, должна быть дарована эпоха света. И свет не померкнет, пока не высветит всех умерших, подарит им единственно возможное бессмертие — бессмертие памяти, осветит все до одной могилы; одну за другой, одну за другой».
— Ленька Полетаев?
— Погиб.
Мы кружили по городу. Вспоминали чаще безмолвно, но так, будто угадывали, видели воспоминания один другого, присутствовали в них. А иногда перебрасывались несколькими фразами.
Я опять предложил, но уже не грубо:
— Тебе же трудно ходить. Лучше посидим! Не хочешь у меня — так на скамье в сквере, на ступеньках лестницы?!
— Нет, нет, — давай нагуляемся вволю и наговоримся. Хорошо! Да? Когда еще выпадет.
— Хорошо, — согласился я. Спорить с ней не было у меня права: она всегда была выше меня.
Вспомнились слова профессора Р., учителя Бутова, которого Сашка очень почитал. Еще до фронта, в Глухове, он прочитал их мне из своей записной книжки. Речь шла о сути женского и мужского начала в жизни: «Первое — воплощается в вечности. Второе — временное; недаром мудрые пчелы изгоняют трутней из гнезда — исполнили свое предназначение и подыхайте! Первое управляется одной природой, делится любовью, рождениями детей. Второе — дробится на — иногда в дни, немногие месяцы, — периоды личной карьеры, изменчивой политической моды, меняя, если придется, на повороте даже свой знак с «плюса» на «минус». Первое — в вечности. И благодаря женскому началу — в каждом поколении отражается череда всех других, от человека, впервые рожденного на Земле, до последнего человека, который когда-то погибнет и оставит ее сиротски безлюдной; а там пески, и лава, и вода быстро смоют следы человеческого бытия.