Читать «Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище)» онлайн - страница 39

— А Маяковский? — как-то неохотно спросил Бутов.

— Он, конечно, из двадцатого века. Но ведь убит именно этим своим страстным любимым временем.

…Разговор оканчивался в Университетском садике, который неторопливо пересекал человек в темно-сером костюме, с большой, проросшей черным волосом бородавкой на левой щеке; один из тех, которые вскоре будут решать судьбу Р. Бутов ощутил неясное беспокойство, когда темно-серый сел на скамейку неподалеку.

— Вы не опасаетесь? — кивнув в сторону темно-серого, еле слышно спросил Бутов. На лице Р. появилась странная — его, милая, а сейчас как бы и обреченная улыбка.

— Мы ведь всегда втроем, — ответил Р. — «Я, ты и государство», «я, ты и партийная линия»; «я, ты и соглядатай»; даже: «ты, она и бесплотное, но существующее — личная жизнь»: странное понятие, в котором, как в болоте, потонула любовь, дружба, верность, милосердие. Не так ли? О чем же писать, если все это потонуло? Объясните мне? И какими словами писать?

Бутов молчал. Никогда еще он не любил так полно и восторженно своего профессора. И никогда прежде раздражение против легкомысленного поведения Р., поднимающееся снизу, из темноты, не из самой ли преисподней — ведь у каждого своя преисподняя, — не ощущалось так остро. «Зачем Р. говорит громко? Кому он бросает вызов?» Бутов втягивал голову в плечи и изо всех сил напрягал шею — от этого возникал и охватывал его, защищал гул, несколько заглушавший голос Р.

Но ведь мнимый этот гул не спасал от темно-серого.

Неожиданно для себя Бутов громко сказал, почти прокричал:

— Но я с вами, профессор, не согласен!

Темно-серый мельком взглянул на Бутова и снова вперился неподвижным взглядом в блеклое совершенно пустое небо, выжженное надвинувшейся неожиданно летней жарой. «Взглянул все-таки. И не забудет! Он-то запомнит!»

От этого «не забудет» Бутов почувствовал некоторое подобие радости, шаткую успокоенность; но и позор вошел в его душу, как оказалось, уже распахнутую для стыда и позора.

— Вы трус! — сказал Некто мертвому Бутову. — Как же вы смеете думать, что тогда у вас была еще живая душа?!

«Да, я поступил как предатель», — вполне понимая, что и это признание войдет в приговор, безразлично к себе подумал мертвый Бутов.

…А там, в видении прошлого, профессор продолжал свой монолог.

— Слова расшатываются в самой основе. Из чего же строить стихи?! «Уклон» в старых словарях — интереснейшее и поучительное чтение эти старые словари; так вот, в прежнее время уклон — угол, на который предмет откачнулся — вполне безобидно. Или еще: отклонить от кого-то удар или бедствие. Слово сражается за правду. А теперь само слово «правда» обрело столько прилагательных, меняющих смысл его на противоположный, вообще лишающий его смыла. Прекрасное, сказочное «кривда» — вымерло. Какое зловещее понимание приобрело сегодня понятие «уклон» — все мы знаем. Не так ли?! «Репрессивные меры», произошедшие от французского «репрессалии» и до последнего времени нашим языком почти не принятые, означали «меры принудительные и притесняющие». А теперь «репрессирован» почти всегда уясняется другим словом — «расстрелян». Слова сходят с ума, ожесточаются.