Читать «Затаившиеся ящерицы» онлайн - страница 22

Его манера двигаться, говорить, этот неописуемый взгляд – всё это не бросается в глаза, но если на миг остановиться, замереть, присмотреться – всё это так необычно, о, Боже!

Одна моя подруга, когда я провела с ней эксперимент «опишите человека по фотокарточке», не колеблясь, определила: он очень добрый, глаза такие умные, добрые, в них что-то детское, чуть не ангелическое; сестра же моя и другая неглупая знакомая заявили кардинально противоположное: очень жестокий человек, себе на уме, я бы с таким наедине не осталась! А я…

В жизни, не на портрете, всё в нём едино, красиво. Он целуется лучше всех. Он многое делает лучше всех. Даже варит борщ! Он просто – лучше всех. Но ни той ночью, ни несколькими последующими, я ещё не смогла этого понять.

Как и то, как он на самом деле ко мне относится.

«Меня раздражает даже твой голос в телефонной трубке», – это тоже говорит он, голос тихий, испуганный, не заподозришь никакого намёка на перфекционизм…

Я тоже сделала ошибку. Ответила вниманием на предложение Долгова, его товарища-поэта, поведать о его личной жизни. Тот же, словно боясь, завёл меня в безлюдное место на окраине – и здесь, под мостом, в душном и пыльном вечернем сумраке, доверительно-пониженным, чуть не дрожащим голосом поведал о его бывшей подруге, наркоманке, неказистой на вид, пустой и вульгарной, с которой «эпатажный писатель» расстался два месяца назад, но которую всё равно всё ещё любит… Она уехала во Францию, наверно, лечиться за счёт какой-то богатой родни, но, судя по всему, ещё вернётся…

Доложив сие, он даже попытался, дурачок, взять меня за руку! Я вырвалась и отрезала: «Ложь!»

Но потом я подсознательно стала повторять этот жест.

– Отпусти. Ты меня достал. Тебе ведь всё не нравится. Всё плохо. Зачем так жить? Так нельзя, понимаешь! – это говорю я. Оказывается, это возможно: одновременно и хотеть наговорить человеку отборнейших гадостей, и – безумно желать вцепиться в него, обнять, прижаться всем телом и, замерев, раствориться в нём.

Не останавливало меня даже то, что история с диссертацией «о девочках» продолжилась: не раз он, выпив, обсуждал с Логиновым (а иногда даже, как бы путая собеседников или намеренно, начинал и со мной), что «нет сил», «надо всё бросить» и махнуть… в армию! (куда их обоих, известных «Masters of Procrastination III» – «до третьей пересдачи!», не раз отсылали с последних курсов, но загремел с 5-го один Логинов).

Помню, как задевало меня и то, что не только Долгов, но и все мои новые знакомые из так называемой рок-тусовки, а иногда и окружающие журналисты, когда в разговоре в моих оговорках всплывали две простых русских фамилии, сразу улыбались, кивали, затем крутили у виска, а под конец произносили: «ну, это чума!» Алгоритм почти всегда и у всех был один и тот же! А когда я несколько раз случайно наткнулась на знакомую фамилию (сначала даже, мне кажется, на знакомый стиль!), скромно прицепленную к коротенькой колоночке в совсем неожиданных местах (газетах и журналах), одновременно чувствовала укол в сердце и ожёг пальцев.