Читать «Анархия non stop» онлайн - страница 106

Прудон

Мое имя Жозеф Прудон. Я пытался отнять у капитала его солдат. Несколько раз в жизни. Они могли бы не сбиваться в партии, потому что у них пока нет никаких интересов, кроме тех, что стоят на них, как клейма невольничьего рынка. Они могли бы не продаваться, не голосовать, не слушать тех, кто хочет разделить с ними первородный грех. Грех отчуждения. Им не понадобился бы вождь — достаточно коллективной, передаваемой из уст в уста проповеди неповиновения. Проповедь объединила бы созвездие малых групп, договорившихся внутри себя о намерениях. Без регистраций, официальных изданий, членства, церемониала вступления и других атрибутов рабства, подальше от журналистов. Тысячи людей с развязанными руками. Тысячи не согласных жить и умирать ради денег. Тысячи, отказавшиеся от собственности, воспринимающие все, что оказалось в их руках, как собственность революции. Понявшие себя как собственность восстания.

Представители Справедливости, имеющие в результате ни в коем случае не больше, а порой даже и меньше, чем остальные. «Досрочно освобожденные» — Ticket of Leave — первыми отказавшиеся.

Они поднимают вверх, над головой, свое нехитрое оружие. Они хотят, чтобы небо благословило их оружие. Оружие, которое больше не продается. Оружие, которое казнит их, если они перестанут принадлежать восстанию.

Отказаться от идеи собственности так же невозможно, но так же необходимо, как отречься от своей тени. Тень напоминает о грехе. Первая собственность, доставшаяся смертному, — откусанный плод в нарушившей божье слово руке Адама.

Уже первое поколение их детей, наученное наставниками-ветеранами в фалангстерах, умело бы мыслить нуждами коллектива и действовать от его имени, ибо только коллектив был бы для них семьей. Семьей, наделенной волей, правом и сознанием прежде, чем любой из них. Семьей, над которой есть благословение, недоступное ни одному из них по отдельности. Вы скажете, такое невозможно, вы такого не видели? Но можете ли вы видеть живопись, созданную детьми, ничего не знающими о тени?

Приписываемая мне критика эксплуатации, основанной на частной собственности на средства производства, исходит не из наличия, но из недостаточности такой эксплуатации. В античном патриотизме афин­ского типа, который я исповедую, общество, а не собственник присваивает основной продукт и жизнь самого производителя, а не прибавочный продукт и некоторое время производителя.

Сошедшись с Марксом на том, что всякий собственник есть либо вор, либо наследник вора, мы спорили, что вперед исчезает — капитал после отказа людей красть или кража после отказа от капитала? Его ответ вел к международным интригам «Товарищества Рабочих», озабоченного целью экспроприировать экспроприаторов. Мой — к тактике мютюэлизма, от французского «мютюэль» — взаимность. Некоторых деятелей этого направления, таких, как Тэккер и другие американские синдикалисты из «Рабочей Взаимопомощи», власть могла остановить, только физически уничтожив или продырявив им колени, чтобы они никогда уже не встали во весь свой устрашающий рост. Для меня такое «признание» властью — лучший комплимент.