Читать «Борис Немцов. Слишком неизвестный человек. Отповедь бунтарю» онлайн - страница 216

«Палатки, костры, крики, ругань…»

Летом 1998 года страну захватила целая волна забастовок, стачек и прочих акций протеста. Наиболее громкой из них стала «рельсовая война». Началось все с того, что 1 мая в шахтерском городе Анжеро-Судженске в Кузбассе несколько шахтеров объявили голодовку с требованием выплатить многолетние долги по зарплате. Через несколько дней к акции присоединились уже десятки шахтеров, и она переместилась к зданию местной администрации. А поскольку никакой реакции со стороны властей не последовало, с 10 мая в Кузбассе начались уже массовые митинги. 13-го числа Кириенко выступил в Госдуме и заявил, что правительство не подчинится давлению и будет продолжать реструктуризацию отрасли в соответствии с требованиями Международного банка реконструкции и развития. Эту фразу шахтеры, точнее, те, кто за ними стоял, восприняли как «оскорбление» и решили действовать. 14 мая было впервые перекрыто движение по железным дорогам Кузбасса, а на следующий день «рельсовую войну» объявили горняки Ростовской области и Коми. Вскоре к ней присоединились и нешахтерские регионы: Тюмень, Тула, Пермская область. Попутно с требованиями возврата долгов появились лозунги об отставке президента и правительства. Ну а потом кто-то выдвинул идею, мол, к чему отсиживаться здесь, в то время как правительство в столице нас не слышит. Вперед, на Москву! 11 июня шахтеры из Воркуты приехали в Москву и расположились на Горбатом мосту, заявив, что не уйдут, пока Ельцин не уйдет. Периодически они стучали касками так, что грохот был слышен во всех правительственных кабинетах. А в конце июля к «рельсовой войне» подключились шахтеры Сахалина и Челябинской области.

Как в Гражданскую войну, возникло три основных «фронта» борьбы – Север, Юго-Восток (Кузбасс) и Восток (Приморье). «На станциях Марьинская, Ижморская начался кошмар, – рассказывала журналистам одна женщина, решившая съездить к родственникам по железной дороге, проходившей через шахтерский край. – Купить что-либо поесть негде – базарчики, киоски, магазины закрыты. Проводники пояснили – боятся шахтеров, которые забирают продукты для своего пикета. Добрались до Яи. Там творилось что-то невообразимое. Все пути на километры забиты грузовыми и пассажирскими составами. Нестерпимая вонь от человеческих испражнений. По вагонам ходят крепкие мужики, требуют у пассажиров деньги в фонд бастующих шахтеров. Милиция не реагирует: „У нас приказ ни во что не вмешиваться“. Кое-как доехали до Анжеро-Судженска. Ночь. Палатки, костры, крики, ругань… В девятом вагоне нашего поезда умерла женщина. Немедленно откуда-то прибыла группа хорошо одетых мужчин, покойницу положили в вагон-холодильник и дали нам „зеленый“. За нашим поездом немедленно пристроились другие. Нас пытались остановить, но машинисты держали минимальный разрыв между составами, не давая возможности разорвать эту „колонну жизни“. Так мы добрались до Новосибирска, где поезда пошли нормальным ходом». В общем, все опять же как в Гражданскую войну! Попутно вскрылись многочисленные факты воровства и нецелевого расходования средств на самом Кузбассе, который был авангардом движения. Выяснилось, что 14 бандитских группировок Кузбасса контролировали половину сбыта угля. Причем в преступную схему были вовлечены многочисленные фирмы и сами руководители шахт и предприятий. В итоге правительство пошло двумя путями. Глава налоговой службы Федоров поехал с коллегами по шахтерским регионам искать деньги, а Немцов, который поначалу отмахивался от проблемы в духе «Покричат и разойдутся», отправился на железные дороги вести переговоры с лидерами движения. Правда, особых успехов на этом поприще ему добиться не удалось. Вскоре правительству пришлось применить силу. Первыми использовали ОМОН против шахтеров власти Сахалина, где из-за протестующих была остановлена крупнейшая ГРЭС, и весь остров на несколько суток погрузился во тьму. Была полностью парализована работа портов и железной дороги.