Читать «Дети Чёрного Солнца» онлайн - страница 81

Диана Ибрагимова

* * *

После того, как старуха полинялая ушла, куценожка Генхарда отпустил. Катись, мол, на все четыре стороны, мне до тебя заботы нет. Даже обидно стало. Куда идти? Чего делать одному в чистом поле? Но Генхард-то не дурак. Он выжить сумеет. Только язык теперь будто к нёбу пришитый — лишнего не сболтнёшь. А так бы давно уже нёсся в ближнее село и горланил про сбежавших порченых.

Всех надо спалить, да побыстрее. Где эти уродцы, там и всякая страшнота коршуном вьётся. Гроза жуткая. Дыра в крыше. А потом ещё и воздух раскалился ни с того, ни с сего. Генхард такого страху натерпелся, что кошмаров на всю жизнь теперь хватит. Как ещё штаны не обмочил? Наверное, папка-соахиец подсобил. В него Генхард крепкий уродился. Ведь и били хуже собаки, и помоями на морозе обливали, и подыхать уж сколько раз оставляли. А он живёт себе и живёт. Да ещё и с сухими штанами.

А девчонка эта дура совсем. Зачем она ему булку дала? Генхард бы лучше подавился и помер, но обе в рот затолкал. Ни кусочка в чужое пузо! А Яни сунула хлеб просто так. Да ещё тот, который побольше. Наверное, у ней мозги кривые, как косички. Не соображают совсем. Генхард и её долю съел бы, да побоялся куценожкиных глаз.

Чудны́е эти порченые. Жевали чуть ни до полудня. Медленно так. И не прятались. Не отбирали друг у друга. Генхард за два укуса своё проглотил. Воду потом хлебал долго. Кусок в горле встал. Аж глаза наружу полезли. До сих пор во рту привкус гадкий, а руки илом провоняли.

Старуха почесала языком, сумку свою оставила, да и ушла. А за ней и порченые разбрелись в разные стороны. Не сами собой, ясное дело. По приказу. Марх и ругался, и плевался, и умолять даже начал в конце. А куценожка ни в какую. Совсем умом тронулся — в пустыню идти решил. Пришлось старшей уродке его тащить, а младшей кучеряшку. Вот же дурачьё. Чего возиться с этими червяками? Бросить бы, и пусть ползут! Вот потеха-то! Генхард представил зрелище во всех красках, но весело не стало. Даже и чуточку.

Радоваться надо. Отделался от них. А то припугивали, мол, жить будешь с нами. Так и шлёпал бы за ними хоть на край света. Но куценожка сказал, как отрезал. Порвалась где-то в сердце ниточка. И легко стало. Свободно. А ещё пусто.

Далеко уже ушли. Что те, что другие. Пока даль сжимала фигурки порченых, делая их меньше и меньше, Генхард не двигался с места. И такая обида его взяла, хоть плачь. Денег за головы не дали. На корабле замучился по углам прятаться. Избивали сколько. Порченых по чернодню отвязывать бегал. Плюнуть бы на них, проклясть и шагать в другую сторону. Но Генхарда больше другое разозлило. А чего они его одного оставили? Мамка бросила сначала. И не глянула, что от соахийского принца дитёнок. Потом швыряли отовсюду. И в шайках Генхард не задерживался. Принеси-укради, а вместо денег отколотят и пинка дадут. Так и катался от кармана до кармана, от двери до двери. Как тот сорняк круглый, который по пустоши ветер гоняет. Прикатился к порченым, разбогатеть мечтал, да сам в дураках остался. Даже они не захотели с собой брать. Страшилы эдакие. Дело сделал, и отправили подальше. Будто Генхард хуже собаки всякой. А он-то не дурак. Помогать им не собирался, ясное дело. Сбежать хотел. Но обидно всё равно.