С тех пор как Голда Меер объявила,Что скоро ждет большую алию –Мы потеряли девять лет, транжиры.Могли вступить уж в эту колею.Нас не устраивал здесь весь наш быт:Просили власти в этом удружить.И появились новые тяготы,Ведь мы лишились наших мест работы.Но с мыслью – выжить, быть во всем людьми,преодолеть препоны и запреты,и унижения, ненависть толпы –Надеждам славным подчинялись мы.И издевательств тайные звонки:Друзей в кавычках и антисемитов.И к телефону наперегонкиБежали мы с палитрою ответов.Мы проникали трудно, нелегально,В работы «нечистого» пошиба.Хоть это было точно не похвально…Но где ж была тут альтернатива?Не забывали своего призванияВ кругу ученых, средь своих жилищ:Не чувствовался духа паралич,Оценивались сроки ожидания…Но власти же, конечно, тут не спали:Своих предателей нам подсылали.Однажды вдруг на сбор наш впопыхах –Явились люди: статные, в плащах.И взяты мы для «вразумления»,Чтоб сделали мы «искупление»Всех действий, неугодных там, где живем;И что бы плохо не думали о нем.С усмешкой ободряя подлеца,Что предал нас тогда без ложной чести –Один читал фамилии с листа,Затем сказал: «Вас ждут плохие вести.Надеюсь, не увижу вас ни разу!Еще раз соберетесь – скажу сразу:Мы вас пошлем надолго в те места,Где не найдете вы вообще лица».Нас развезли в ментовские места,Где ночь мы провели совсем без сна.Домой явились, однако, до зари…Как хорошо, что все это позади.Я поменял уж несколько работ,Ждал выпускного уж разрешения.В котельне «высокого» давленияЯ год дежурил сутками, как крот.Вот получили мы разрешение,Вскочил бегом я за увольнением.Где был я – власти, наверно, знали:В стране в котельных держали «галлов».Боюсь, что… сослуживцы из котельной,Которая была «хмельной артельней».Что сделали бы сии кутилы –Меня бы точно «порасспросили».Да и обычай русский есть таков:Ты уезжаешь – поставь «на бочку» штоф.Но в ситуации, увы, похожейНикто б не захотел зреть эти рожи.
Те годы даром не прошли
Прошло почти два долгих года от подачи,И получили первый мы отказ.Ведь сы н-малыш,мы стали брать в аренду дачи,Ведь не имели мы своей у нас.Я долго не мудрил – работал почтальоном.Не прелесть ли – встречать речной трамвай!Я, глядя в лица, чувствовал себя клейменным:Мужчина средних лет, а шалопай.Работа по разноске телеграмм,Где незнакомца взгляд тебя как ядом жалит.Ходил я по квартирам, где мадамНа бедность типа мне в карманы брюк кидали.Случалось иногда там был барбос,Иль музыка меня какая-то встречала.Он лаял зло – я ноги мимо нес,Чтоб от укусов они вдруг не пострадали.И так провел два тяжких года там…Осточертели жутко мне все эти дела.Я Неллю попросил, из «наших» дам –Найти мне работенку в «Копыта и Рога».Она нашла мне одну контору,Которую не без причины разогнали.Знал босс мой в каком я коленкоре,Меня в другую почему-то снова взяли.Мне опыт прежний так пригодился,Я даже съездил в срочных две командировки.Там заключенный народ трудился:Я видел их тяжелый быт и их сноровку.Из Харькова товарищ давний мой, со смехом,Меня учить стал, как здесь надо жить.Он заверял меня, что я умом поехалВ «совке», шептал мне: «Ты – ученый жид».Я начал работать кочегаром.Для разрешенья быть им – взял диплом с отличьем.Да, было гнусно работать с паром,Забыв – кто был ты, все прежние приличия.Подчас я вспоминаю неспроста:Ведь для науки – то были годы лучшие.Ушло то время, голова пуста…Мы были люди в то время подкаблучные.
