Читать «Колыбель предков» онлайн - страница 4

«Нервы начинают сдавать, — с досадой отметил про себя Дюбуа и поморщился. — Что за чертовщина? Брюзжу по каждому поводу, высказываю недовольство». Разве прежде обратил бы он внимание, что Вирхов (дважды!) назвал его доктором, а не профессором, как положено? Велика печаль, если эта ученая знаменитость не знает о присуждении ему Амстердамским университетом звания профессора минералогических наук!

Подозревает ли кто из сидящих в зале и слушающих его спокойную речь, что отнюдь не радость и удовлетворение принесло ему «великое открытие»?.. Если бы знать, сколько страданий, потрясших его до глубины души и сделавших неузнаваемым даже для самого себя, последует за осуществлением мечты, то, кто знает, стал бы он с таким упорством стремиться к ней, не замечая добрых и мудрых советов?..

Дюбуа на мгновение прервал выступление и упрямо нагнул голову, приблизив лицо к мелко исписанным листкам. Со стороны казалось, что докладчик отыскивает в конспекте очередной тезис или намек на внезапно ускользнувшую из памяти идею. Но ему этот миг нужен был для того, чтобы сформулировать главный пункт внутреннего монолога, который произносился мысленно: «Да, стал бы, ибо лучше муки поисков истицы и бескомпромиссные сражения за нее, чем всезнающая ясность давно уже мертвых представлений, вроде тех, которые составляют славу уважаемого председателя!»

Дюбуа закончил вступление, по его шутливой терминологии — увертюру, и неторопливо приступил к развертыванию главных действий — невероятных, по мнению большинства ученых, приключений, случившихся с ним у обрывистых берегов реки со странным и непривычным для европейца названием. Однако рассказывал он по-прежнему академически сухо. Нельзя же, в самом деле, рисковать своей репутацией на ученом собрании и из-за манеры изложения прослыть несерьезным, живописующим то, что «к делу не относится»!

Пока Дюбуа увлеченно, но внешне сдержанно, растолковывает собравшимся суть своих идей, обоснованных не только общими соображениями, но и строгими выкладками принятых антропологами измерений, обратимся к событиям десятилетней давности, о которых в докладе не сказано ни слова, но без чего он не состоялся бы.

Конец октября 1887 года выдался в Амстердаме на редкость дождливым, холодным и ветреным. Рыхлые, косматые облака, закрывая шпили соборов, сплошной пеленой укутали небо. Казалось, оно внезапно приблизилось к земле, чтобы залить ее потоками воды и исхлестать порывами ветра. Выстланная крупными плитами, обычно нарядная и играющая красками набережная покрылась скучными серыми лужами, и от одного вида мутной воды бросало в холодную дрожь. Там, где пришвартовывались корабли, народу почти не было: из-за непогоды зеваки сидели дома, а провожающих набралось немного. И неудивительно, поскольку в море в тот день уходил только небольшой бриг: военное ведомство Амстердама посылало колониальным войскам в Нидерландскую Индию, а точнее на остров Суматру, снаряжение и продовольствие. Рядом с трапом стояли военные моряки, а несколько поодаль, под защитой высокой деревянной ограды, двое гражданских — один сравнительно молодой, второй — старше. Издали они выглядели как двойники — одинаково короткие, согласно моде, сюртуки, черные цилиндры, белые шарфы, закрывающие грудь. Только у старшего в руках была трость — он водил ею по воде, стараясь разогнать пузыри.