Читать «Последний поезд в Москву» онлайн - страница 54

В конце 1952 года жена-еврейка жившего на последнем этаже дома Юнгманов сотрудника МГБ пришла к Маше и рассказала, что слышала от мужа о списке депортируемых, в который войдут все евреи. “Вагоны стоят уже наготове на пристанционном участке Тукумса”, – говорила она. Она посоветовала Маше купить всем домочадцам валенки, топить масло и сушить сухари в дорогу. Предполагалось, что дорога приведет в Сибирь. Это оказалось одним из множества слухов.

Соседка по коммуналке, из питерских аристократов, предлагала в случае чего позаботиться о Лене. Маша была непреклонна: “Однажды я уже рассталась со своими близкими. Что будет с нами, будет и с Леночкой”.

Нигде не работать в те времена было опасно, поскольку в советской стране безработных не существовало по определению. При желании безработного можно было обвинить в тунеядстве и приговорить к наказанию с отбыванием срока в трудовых лагерях. Это стало одним из средств борьбы с инакомыслием во времена Хрущева и Брежнева; сталинские методы были прямолинейнее.

Маша и Йозеф зарабатывали на жизнь частными уроками. Одним из учеников Йозефа был брат известного виолончелиста Миши Майского – Валерий Майский. Мать братьев по собственной инициативе написала письмо в защиту Йозефа руководству консерватории, подчеркивая его профессиональные и душевные качества. Йозеф часто вспоминал это письмо как пример исключительной гражданской смелости, поскольку реакция МГБ могла быть непредсказуемой. Валерий Майский, органист и музыковед, встретившись с Леной в Иерусалиме в 1980-х годах, говорил, что именно Иосиф Моисеевич научил его любить музыку.

И еще две латышские музыкальные семьи поддерживали Машу с Йозефом: Вестур Стабульнек, каждое лето приглашавший семью Юнгман в свой дом под Ригой, а также скрипач и дирижер Алнис Закис, сын которого, тоже Алнис, учился у Йозефа.

Как выяснилось впоследствии, анонимку на Йозефа написал один из музыкантов-евреев. Встретившись с доносчиком в 1970-х в Израиле, Йозеф не подал ему руки. Решительная и темпераментная Маша готова была пойти на мировую, но “мягкий и добрый”, по словам Лены, отец отказался. Донос обидел Йозефа до глубины души, к тому же его карьера солиста прервалась из-за последовавшего за анонимкой запрета на работу.

После смерти Сталина Йозеф получил место в оркестре Рижской оперы, а Маша стала преподавать игру на фортепиано в хореографическом училище, а также работать аккомпаниатором в балетном классе. Когда в 1960-х Йозефа снова пригласили в консерваторию, он даже не рассматривал это предложение.

По мнению Лены, Йозеф повиновался судьбе. Мир искусства с его интригами был ему чужд. Йозеф не был бойцом по натуре в отличие от крепкой и горячей Маши.

Жизнь вернулась в свое русло. На рубеже 1960-х Йозефа вызвала к себе “тройка” Оперного театра: директор, председатель партийной организации – парторг и председатель профсоюзной организации – профорг. Функционеры похвалили работу и порядочность Йозефа, подчеркнув, что он пользуется всеобщим уважением, после чего выразили надежду, что он вступит “в нашу доблестную партию”. Йозеф уклонился от предложения, тогда директор театра дал понять, что в оркестре освобождается место концертмейстера, и руководство хотело бы видеть на нем музыканта уровня Йозефа.