Читать «Алтарь без божества» онлайн - страница 6

Геннадий Александрович Пискарев

Сколько же было в деревеньке моей рядовых сельских тружеников, копающихся вечно в земле, и навозе, великих умов и высоких душ. Но мы, (и я, в частности) племя молодое, незнакомое, говоря словами гения, верили только славе и не понимали, что между нами, «может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствующий ни одною егерскую ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском телеграфе».

Запоздало, увы, пришло ко мне понимание и признание величия «родового гнезда», о котором, ушедшем, уже в небытие (причины темны и загадочны, как убиение С. А. Есенина, судьба коего, считаю, есть олицетворенная тайна бытия и умирания многострадальной Родины нашей), написал цитированные в первых своих книгах стихи.

Великое мое Пилатово –Деревня в двадцать пять домов.От поезда с разъезда пятогоЯ вновь бежать к тебе готов,Учуять дух тепла коровьего,Увидеть за рекою лесИ липы дедушки Зиновьева,Что держат свод седых небес,Как дедко Павел, глаз слезящийся,В углу иконам бьет поклон.Над образами нимб светящийся,Но то не нимб, а шлемофонТанкиста, заживо горевшего.Прости, Архангел Михаил:Твой лик на фото сына грешногоСтарик в божнице заменил.Какое вещее деяниеВ крестьянской рубленой избе –Земных, небесных сил слияниеВ страданье, вере и мольбе.О Русь моя! Тебя оплакивая,В Москве, сквозь злато куполовЯ зрю великое Пилатово,Святых и грешных земляков.Пока вы были, смерды, пахари,Цвела страна моя, но вотНе стало вас. Россия ахнулаИ покачнулся небосвод.А я, кого лишь ваша силушка,Уже последняя, поди,К верхам из грязи в князи вынесла,Застыл, и боль горит в груди:В деревне родной липы спилены.Потомства не от кого ждать.И кто ж теперь даст снова силы мне?И мне свои кому отдать?

И грызет сожаление, совесть, что не смог (не созрел в свое время умом и сердцем) рассказать о судьбах крестьянствующих односельчан, записать великорусский говор, яркий, мудрый, своеобразный, богатый великими смыслами, отливающий необыкновенными оттенками чувств, человеческой красоты.

Ах, если бы была жива та деревня и я бы, не давний с наивной душой мальчишка, а отесанный грубым рубанком жизни мужчина, смог бы встретиться с ней. Я положил бы к ногам ее все, что скопил-приобрел за долгие годы, и что делал, уверен теперь, лишь бы только добиться признания ее и одобрения. Её – и никого больше.

Люди в прошлое влюблены

Зимнее ранее утро. Базарные ряды на площади нашего районного центра Буй-города. Того самого, упомянутого еще А. Н. Некрасовым в поэме «Кому на Руси жить хорошо»: – «Кабак, тюрьма в Буй-городе». В эту тюрьму засадили некогда Савелия-богатыря святорусского за то, что он «немца Фогеля живого закопал». А нынче вот крестьяне из окрестных деревень распродают здесь привезенную с личных подворий снедь: картошку, морковку, лук, свеклу и прочее, прочее. В колхозе денег не платят, а налог государству и страховка исчисляются в денежном выражении. Да и ту же телогрейку, портки и рубашку не купишь за просто так. Стало быть, и толкутся крестьяне-колхозники каждый базарный день, а это четверг и воскресенье, не дома в деревне, а в городе. Нередко и мы, крестьянские дети, составляем компанию родителям своим, стоим за прилавком.