Читать «Избранные произведения в 5 томах. Книга 3: Радуга. Цыган и девственница. Крестины» онлайн - страница 37
Дэвид Герберт Лоуренс
Тем не менее, она спрятала конфеты к себе под подушку и съела их понемногу одна, ложась в постель и просыпаясь по утрам. Все время она чувствовала себя очень виноватой и пристыженной, но ей просто не хотелось делиться ими ни с кем.
Эта коробка конфет надолго осталась у нее в памяти. Почему она утаила ее ото всех и съела в одиночку? Почему?
В сущности, никакой вины она за собой не чувствовала — она только понимала, что должна была бы чувствовать ее. И она никак не могла понять, в чем тут дело. Теперь, когда эта коробка была уже пуста, она постоянно попадалась ей на глаза, и не давала ей покоя. Почему она не могла отделаться от воспоминаний о ней?
Мысль о войне была очень неприятна. Когда люди начинали воевать между собой, ей всегда казалось, что сталкиваются полюсы вселенной, и все может обвалиться в бездонную пропасть. Это вызывало в ней чувство безграничного страха. А между тем в войне полагалось видеть что-то романтическое, почетное и освещенное религией. Она совсем терялась.
Скребенский был так занят, что не мог приехать повидаться. Она не просила у него никаких уверений и успокоений. То, что между ними произошло, то было, и не могло быть изменено никакими устными признаниями. Это она очень хорошо понимала внутренним чутьем, и вполне доверялась реальной действительности.
Она страдала от своей беспомощности, чувствуя, что не в силах была воспрепятствовать чему бы то ни было. Смутно она сознавала, что гигантские мрачные мировые силы катятся друг на друга и с ужасным грохотом сталкиваются так неуклюже, глупо, и вместе с тем с таким напряжением, что одна из них обращается в прах. Какой беспомощной, жестоко беспомощной чувствовала она себя, — пылинкой по сравнению с ними! И все-таки она испытывала острое чувство возмущения и гнева, неудержимое стремление бороться. Какими средствами? Могла ли она сражаться с мировым ликом, могла ли она сдвинуть с места неподвижные горы? Но она жаждала сражаться, ее тянуло вступить в борьбу со всем миром, хотя никакого другого оружия, кроме двух слабых рук, у нее не было.
Проходили недели, наступило Рождество, а с ним и подснежники. В лесу близ Кёссей была маленькая ложбинка, где они всегда зацветали. Она послала ему несколько цветочков в коробке, и он ответил ей краткими, спешно набросанными словами благодарности, как ему казалось, достаточно ласковыми и признательными, но ее они опечалили, и взгляд ее стал по-детски недоумевающим. Чувство грусти и безнадежности овладевало ею все сильнее, будущее беспокоило ее.
Он был очень занят своими служебными обязанностями, отдаваясь им целиком. Его «я», его душа, жаждавшая и надеявшаяся достигнуть своего проявления, лежала мертвой и неподвижной, тяготила его. Какое имел он право придавать такое значение своим личным связям? Что значит человек, как отдельная личность? Он только кирпич в громадной общественной фабрике, в нации, в современном человечестве. Его личные чувства так малы и незначительны, и находятся в такой громадной зависимости от всего остального! Какое может иметь значение личная близость? Надо заполнить подобающее место в целом, в громадной схеме утонченной человеческой цивилизации. Суть лежит в целом, — и единица, индивидуум не имеют значения сами по себе, они важны лишь как составные части целого.