Читать «Диалоги снаружи и внутри» онлайн - страница 5

Мою колыбель раскачивал ветер

Инесса Ганкина. Беларусь, г. Минск

Ганкина Инесса Ароновна – родилась и всю жизнь прожила в Минске, окончила физико-математический класс, технологический институт по специальности автоматизация, успешно работала системным программистом всю эпоху застоя. Первые тексты появились еще в школе, но прекрасно осознавала внутреннее несовпадение себя с коммунистической идеологией, поэтому писала «в стол».

С начала перестройки «вышла из подполья», подборки выходят в периодических изданиях Республики Беларусь и США. Автор двух поэтических сборников, член Союза белорусских писателей.

В 90-е годы получила образование психолога и культуролога, с удовольствием работаю в гимназии, преподаю гуманитарные предметы.

Очень важная часть моей жизни – путешествия, музеи, театры и другие яркие впечатления. Часто тексты появляются как эмоциональный отклик на встречу с «другими»: страной, человеком, историей, артефактом культуры.

«Винный запах падающих яблок…»

Винный запах падающих яблок,холм в овраг ныряет торопливо,хоть спешить нам вовсе не престало,лопается кожица у сливы.Как душа таинственна у плода —косточка или податливая мякоть,говорят, ленивая свободабесконечна, а плакучей ивыветви гладят душу или тело,все равно – смеяться или плакать.И полны последнего пределакрест и полумесяц, торопливоубегает пыльная дорога.Милость выколачивать у Бога —ах, убогость мелочной науки —заслужить прощенье у разлуки.Косточка царапается, в душушрамом, зарастающим наружу.«Не нарушу, не обезоружу», —бормочу, а голос тише, тише,а душа, как косточка у вишни,измельчала, слишком измельчала.Хорошо, начнем игру сначала.Винный запах падающих яблок…

«Маленький джем, за столиками…»

Маленький джем, за столикамипочти пристойно.Капли пота на лысине,маэстро, брависсимо!Девочка теребит волосы,кто-то мурлычет вполголоса.Музыкант образует знак вопроса,вместе с саксофономуплывает лет восемьдесят,в Минске нью-йоркская осень.Как уплотнился мирдо пятачка, на которомстолпились Петербург и Париж.Осторожно, сгоришь!Между зрителем и актеромрасстояние сигаретного дыма.Не пролетайте мимомузыки, затертой до дыр,полной столетней печали,не пожимайте плечами.А впрочем, спокойной ночи,пустеют столики.И последняя нотапровожает до поворота,а потом сворачивается у входабездомной собакой. «Ты чья?» —спрашивает прохожий участливо.Музыкант спит в отеле,а они все ждут хозяина —последние ноты каплями потастекают по лысине у века.Утро сметет все —осторожно, крошки!Дождя неизменна тема,на лице человека теньот надежд и сомнений.Музыка выступает каксыпь на коже.

«Мою колыбель раскачивал ветер…»

Мою колыбель раскачивал ветер,неустойчиво теплый сменялся суровым,казался безмерно далеким пятьдесят третий,хоть порою сквозило стужей сорок восьмого.Поколение выживших, выполняя заветы,плодилось и размножалось. Над керогазомсохли пеленки, а обсуждали при этомспутник, проткнувший небо антенным жалом.Полстолетия вместило столько поколенийкомпьютерных, что не хватит пальцев.Окружены информацией, пролетающей мимо,мы стоим на пороге будущего, где пялитсяиз пробирки геном Буратино.С головами, повернутыми строго противдвижения времени и фортуны,мы стоим на ветру, и нездешний профиль,и мелодии странность колышет струны.Полстолетия вместило столько сомненийи надежд, что, пожалуй, не стоит плакать.