Читать «Ньювейв» онлайн - страница 86

В начале 1986 года провели общесоюзный фестиваль в Таллине. В Прибалтике я бывал и раньше с мамой. Таллин производил на меня впечатление своим старым городом, мостиками через речушку, оградами и шпилями; он ассоциировался со сказками Ганса Христиана Андерсена. Мы приехали туда на пару дней, выступили, перезнакомились и разъехались с большой болью в сердце от расставания. Это был большой фестиваль в большом зале, где все были влюблены в брейк дане и в друг друга. Все понимали, что мы одно целое. Люди апплодировали нам и кричали; было ощущение праздника, куража и взаимоподдержки. Помню, когда объявили победителей и конкурс был закончен, все повалили с трибун в партер танцевать, и зрелище было впечатляющим. Никто не мог усидеть на месте. И что интересно – тогда мы со Смолиным были единственными, кто танцевал «верхний» брейк дане. Все исполняли так называемый «партерный». Я так понял, что у прибалтов какой-то разницы между верхним и нижним не существовало, и брейк носил характер акробатического. Эстонцы исполняли «геликоптеры» с вытянутыми носочками, кольца «де ла салло», вот это все. Что касается нас, то мы всех шокировали своими «роботами» и «электрик-буги». Такого просто не было, и Герулайтеса еще не было; как нас квалифицировать среди этой «атлетики» никто не знал. Леша Герулайтес сразу стал делать профессиональные номера, а у нас все делалось как у любителей. И у него все, что он делал, тоже было ближе к пантомиме.

Смолина однажды спросили, профессионалы ли мы или любители? И он ответил, что мы любители на грани профессионализма. Профессионал – это тот, кто этим может заработать. Должен быть законченный вкусный номер, который показывался бы как шоу. А у нас были зарисовки и импровизации, делали то, что было по кайфу. Тот же номер «Водолазы», самый известный номер «Меркурия»: изначально была проходка на полусогнутых в очках, рубашках, галстуках или бабочках, и кто-то так про нас пошутил. Выплывали, ритмически повторяли друг друга и осыпались как штукатурка. Я уже не помню, как называлась вся музыка под выступления, но это была такая характерная странная вещь. Рваный такт и рваная структура, куда было удобно ставить разные фишки и куски композиций. Целая бобина экспериментальной электроники, которая и сейчас может показаться интересной. Музыка была важна. И пантомимный подход, который вписывался в музыку.

Для нижнего брейка больше подходил спортивный стиль в одежде, а у нас все было сдержано, с упором на технику. Смолин постоянно в поездах ходил к проводницам общаться – и вот даже в тамбуре, где было очень узко и тесно, он делал «твист оф леке», когда человек поднимается в воздух, разворачивается и опускается. Все это происходило перед проводницей и выносило ей мозг. Это было настолько технично и волшебно, что такие номера вывели нас в финал таллинского фестиваля. Мы и не предполагали, что так получится, придумали сценки из жизни роботов с баскетбольной площадкой, но первого места нам тогда не дали. Мы были отдельно от всех, не с кем было даже сравнивать.