Читать «От Терека до Карпат» онлайн - страница 58

Владимир Коломиец

Леса сосновые, саженные, и, проезжая по ним, вдруг видишь узкие, прямые как стрелы аллеи, полные зеленым сумраком с сияющим просветом в дали, – словно храмы ласковых и задумчивых богов древней, еще языческой Польши. Там водятся олени и косули, с куриной повадкой пробегают золотистые фазаны, в тихие ночи слышно, как чавкает и ломает кусты кабан.

Среди широких отмелей размытых берегов лениво извиваются реки, с широкими и узенькими между ними перешейками. Озера блестят и отражают небо, как зеркала из полированного металла. У старых мшистых мельниц тихие запруды с нежно журчащими струйками воды и каким-то розово-красным кустарником, странно напоминающим человеку его детство.

В таких местах что бы ты ни делал – любил или воевал – все представляется значительным и чудесным.

Но не любованием было отмечено это время для казаков. Это были дни больших сражений. С утра до поздней ночи казаки слышали грохотание пушек, развалины еще дымились, и то там, то сям кучки жителей зарывали трупы людей и лошадей.

В один из дней казакам было приказано разведывательное наступление. Они перешли на другой берег реки и двинулись по равнине к далекому лесу. Их цель была – заставить заговорить артиллерию, и та действительно заговорила.

Глухой выстрел, протяжное завывание, и шагах в ста от них белеющим облачком лопнула шрапнель. Вторая разорвалась уже в пятидесяти шагах. Новый снаряд разорвался прямо над ними, ранив двух лошадей и одного казака.

«Следующий – мой» – только успел подумать Казей. Где рвались следующие, он уже не видел. Его рвануло вниз, закрутило, он обо что-то бился. И все для него исчезло, смолкло в кромешной темноте.

Очнувшись, он поначалу не понял, что с ним, где он. Вязкая тишина обволакивала, давила, он дышал не глубоко и, не размыкая еще век, слышал тонкий, словно от натянутой струны, звон в голове, сверлящую боль в правой ключице и какой-то голос:

– Че, очнулся? Ну, знать, живой!

Никита с трудом приподнялся. Правую руку прострелило от ключицы до локтя острыми иглами. Сам весь измазан. День зачинался в ненастье, все заволокло реденькой мглой, водяная пыль плавала в воздухе, невесомо оседала на лицо, руки, одежду.

Он огляделся. Кроме Колодея, который был рядом, он разглядел лежащего неподвижно казака-моздокца Мережку – навзничь, в мокрой траве. Видя, что Казей пришел в себя, Колодей стал осматривать Мережку.

Рана не смертельная, жить будет, – радостно сообщил он не то Казею, не то самому раненному. – Осколок прошел на вылет.

А когда тот встал, он шутя заметил:

– Живуч ты, однако, казак!

Никита расходился с трудом: болела нога, простреливало ключицу, слабость точно стекла в низ, к ногам, он их ставил неуверенно, нетвердо. Поддерживая его, стараясь попасть в такт не шибким шагам Никиты, Колодей уверял, что разгуляешься, разойдешья, к полудню лезгинку будешь плясать. Рассказывал, как он сам «чисто из святой купели вынырнул». Потом прервал свой рассказ, чтобы подставить плечо Никите, обхватил его половчей, и уже потом закончил: