Читать «История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов» онлайн - страница 76

Первый опыт был не из счастливых. В милях пятнадцати на запад от Мекки находится Таиф. Город этот известен и ныне как место изгнания и смерти Мидхата паши и остальных заговорщиков против султана Абду’л Азиза. В то же время был он одним из немногочисленных городов средней Аравии, одной из станций, расположенных на древнем торговом пути караванов, между Йеменом и Сирией, подобно Мекке. В торговле он уступал далеко последнему, но, как и поныне, отличался плодородием окрестностей, своими виноградниками и садами. Жители его принадлежали к клану Бену Сакиф широко распространенного племени Хавазин; будучи по происхождению северо-арабами, они благодаря близости к границам Йемена, как кажется, кое-что переняли от своих южных соседей. Так, например, город был отчасти укреплен, что на севере встречается только в иудейских колониях. Между отделом Сакифов и Меккой никогда не прекращались живые торговые сношения, вследствие которых установилась взаимная приязнь, завязывались даже родственные отношения при помощи взаимных браков. Богатые мекканцы устраивали себе загородные дома в тенистых садах Таифа. В знойное лето жизнь здесь была много приятнее, чем в узкой долине Мекки, окруженной со всех сторон голыми отвесными скалами. Вот почему Мухаммед обратил внимание на Таиф. Хотя, с другой стороны, трудно представить, чтобы он мог питать серьезные надежды склонить на свою сторону народонаселение, так тесно связанное с его противниками. Но в его распоряжении выбор был невелик, а наконец надежда на помощь Аллаха не покидала его. Тайком, сопровождаемый одним только отважным приемным сыном своим Зейдом, опасаясь, как бы не разнюхали курейшиты и не напали на него беззащитного по дороге, отправился он вскоре после смерти Абу Талиба в это путешествие. Предприятие было действительно довольно рискованное, даже для воина, привыкшего ко всевозможного рода опасностям, а для мирного проповедника почти безрассудное. Внутреннее побуждение, которое он счел было за повеление Господне, придавало ему необычайную бодрость. Что-то простое, величественное проглядывает в этой решимости — одному вступить в чужой город. Ни одна рука не подымется, не заслонит его от нападения первого встречного. А между тем умерщвление его, несомненно, доставило бы удовольствие сильным Мекки, а убийце сулило богатую награду. В первые дни пребывания в городе охраняло его возбужденное любопытство. Толпа с интересом присматривалась к знаменитому революционеру Мекки, ловила с жадностью его речи. Даже знатнейшие из жителей, то тот, то другой, подходили к нему, завязывали разговор. Но более глубокого впечатления он не произвел. Вскоре народное настроение, весьма вероятно — подстрекаемое дружественными, родственными курейшитам людьми, повернуло вспять. Посыпались оскорбления на него и верного его Зейда, то словом, то действием; стали швырять в них каменьями, наконец пришлось спасать жизнь и бежать спешно из города. Преследуемые чернью, покрытые ранами, из которых обильно струилась кровь, добрели они, еле живые, до лежащих в полумиле от города садов и в одном из них успели укрыться. Случайно сад прилегал к загородному дому двух братьев из Мекки — Утбы и Шеибы, сыновей Рабии из знатного рода Абд Шемс. Это были люди самые богатые между курейшитами, с тех пор как умер недавно Аль-Валид Ибн Мугира, исконный враг Мухаммеда. И они тоже, конечно, слышать не хотели про пророка, но были рассудительнее и менее выказывали слепую страстность, чем большинство других аристократов. Может быть, также заговорило в них племенное чувство, когда они увидели хорошо знакомые фигуры бегущих, преследуемые яростным сбродом из чужого города. Они не открыли толпе убежища гонимых, даже послали к ним раба-христианина с блюдом, наложенным доверху виноградными гроздьями, для освежения выбившихся из сил, дрожавших от страха и напряжения. Но долго им здесь оставаться не приходилось, надо было спешить, чтобы как можно скорее покинуть окрестности негостеприимного города. На возвратном пути остановились они в Нахла, местности, находившейся почти посредине между Таифом и Меккой. Здесь, как рассказывают, Мухаммед видел сон или видение, в котором ему, столь недавно презренному и отверженному людьми, посланники царства духов, гении воздали почтение и страстно пожелали услышать из уст его слова божественного откровения. Высокая нравственная утеха, дарованная ему подобным великим успехом его проповеди в среде бесплотных духов, не могла, однако, заслонить тех земных препон, которые предстояли в дальнейших его действиях. Он не решился поэтому войти снова в Мекку прежде, чем не заручится покровительством одного из знатных города. Как и недавно, во время гонений, укрылся он в ущельях горы Хира. Между тем послал одного человека из нейтрального племени Бену-Хуза’а, кочевавшего на пастбищах прилегающих окрестностей Мекки. Он дал ему поручение завязать дружественные переговоры и просить содействия у одного из сильных. После нескольких неудачных попыток согласился наконец на это Аль-Мут’им, сын Адия, из дома Науфаль. Семья его была в близких, родственных отношениях с хашимитами, и он был из первых, благодаря заступничеству которых последовало отмена запрещения. Вооруженный и окруженный своими, посредник отправился к Ка’бе. Там объявил он всенародно, что берет под свою защиту Мухаммеда. Пророк осмелился теперь только вступить в город. Никем не тревожимый, обошел он семь раз святой дом, а затем вернулся к себе в жилище, которое со смерти Хадиджи находилось в квартале Абу Талиба. Там проживал он скромно даже после свадьбы своей с Саудой. Была ли это боязнь лишиться защиты Мут’има по поводу какой-нибудь новой передряги или следствие взятого на себя обязательства, когда отменено было запрещение, — трудно сказать. Страстно поджидал пророк приближение времени великого праздника паломников в этом году (629). Он рассчитывал на возможность снова обратиться к толпам пилигримов различных племен Аравии и попытаться снова, не найдутся ли наконец для его проповеди открытыми некоторые благочестивые сердца.