Читать «Тайна декабриста» онлайн - страница 7

Николай Яковлевич Шагурин

Максимов прохаживался вдоль зала, нахмурившись, опустив голову. Одной рукой он, по привычке, сжимал подбородок, другую заложил за спину. Все чутье, весь огромный опыт подсказывали ему, что перед ним «дело с подтекстом», одно из тех, на которых оттачивается мастерство криминалиста.

И старший лейтенант слышал, как Максимов спрашивал себя совсем тихо:

— Какого черта он искал в этой папке?!

3. Кто?

Наконец Максимов остановился перед Чернобровиным и спросил:

— А вы как думаете, что он искал?

— На этот вопрос, Ефим — Антонович, ответить трудно, а сейчас, сию минуту, пожалуй, даже невозможно.

— Золотые слова, Вадим Николаевич. И я к тому же выводу пришел. Нельзя ответить сейчас. А в ответе на этот вопрос, возможно, ключ ко всему делу. Вы поднимались ночью в комнату Ковальчук?

— Как же! Тотчас после осмотра зала.

— Давайте осмотрим еще раз.

В сопровождении директора музея они поднялись на второй этаж. Гольдман беспокойно косилась на папку с документами, которую полковник держал под мышкой. Заметив это, Максимов, посмеиваясь, сказал:

— Уж не думаете ли вы, Софья Дмитриевна, что мы собираемся похитить эти документы?

Гольдман смутилась.

— Ах, не подумайте дурно… Но это, как вам известно, очень редкие документы, мы несем за них ответственность…

— Не волнуйтесь, у нас-то они, во всяком случае, не пропадут.

— Нет, я ничего, ничего…

И, заминая неловкость, Гольдман принялась рассказывать о Ковальчук. Эта одинокая женщина была единственным человеком, жившим в здании музея. Вообще это, конечно, не положено, но что же делать? Ее осенью прошлого года направили сюда из Москвы. Оплачивать гостиницу музей не имеет возможности, пришлось пока освободить комнату, где находился разный музейный хлам. Предполагалось, что проживет здесь Ковальчук всего месяц-два. Увы, вопрос с квартирой решается до сих пор. С одной стороны — это надо признать! администрация музея не проявила должной настойчивости. С другой, сама Зинаида Васильевна не торопила: есть крыша над головой, и ладно! Ведь она была так нетребовательна. В научной работе сосредоточился, казалось, весь интерес ее жизни. После рабочего дня в музее она обычно сидела у себя до поздней ночи над своей научной работой.

Узкая, в одно окно, комната была обставлена скромно: металлическая койка, аккуратно застеленная голубым покрывалом, с подушкой в белоснежной наволочке, в углу на проволочных плечиках платья, завешенные куском декоративной ткани, два чемодана, перед окном столик с настольной лампой, пара стульев и много книг.

Внимание Максимова привлекла рукопись на столе. Большая стопка исписанных листов была аккуратно сложена на левой стороне, справа лежала чистая бумага.

Полковник взял рукопись. На титуле значилось:

Декабрист Дмитрий Иринархович Завалишин

(1804–1892 гг.)

Большая часть работы, видимо, диссертации, уже была перепечатана на машинке, последние несколько листов представляли карандашный черновик. Рукопись обрывалась на 137-й странице. «Есть в биографии этого декабриста, — читал Максимов последний абзац, — один эпизод, поныне облеченный таинственностью и связанный с так называемым «завещанием», которое приписывается Завалишину. Это можно было бы счесть за легенду, но факт подтверждается свидетельствами других декабристов. В ряде мемуарных источников имеются сведения, что, находясь в тюрьме при Петровском заводе, Завалишин тяжело заболел и, чувствуя приближение сме…».