Читать «О влиянии Евангелия на роман Достоевского «Идиот»» онлайн - страница 101

Монахиня Ксения (Соломина-Минихен)

Я сочла нужным уделить внимание этой сцене не только для опровержения точки зрения Холландера, но еще и потому, что слова Лизаветы Прокофьевны вызывают глубокую и весьма неожиданную реакцию восемнадцатилетнего атеиста. Ввиду чрезвычайной важности этой реакции цитирую полностью:

– У меня там, – говорил Ипполит, силясь приподнять свою голову, – у меня брат и сестры, дети, маленькие, бедные, невинные… Она [т. е. мать Ипполита] развратит их! Вы – святая, вы… сами ребенок, – спасите их! Вырвите их от этой… она… стыд… О, помогите им, помогите, вам Бог воздаст за это сторицею, ради Бога, ради Христа!.. ((8, 248).

Эти слова юноши резко противоречат сказанному им чуть раньше, когда Ипполит заявляет, что ему лучше умереть, так как он, пожалуй, подобно Христу (sic!), сказал бы «какую-нибудь ужасную ложь» (8, 247). На это-то и отвечает Лизавета Прокофьевна, что Господь простит его невежество. По справедливому мнению И. А. Битюговой, Ипполит – «весь в борьбе и брожении» (9, 379). Это очевидно не только в данной сцене. Внутренней «борьбой и брожением» проникнуто «Необходимое объяснение», а также разговор с Мышкиным о том, как «добродетельнее» всего можно было бы умереть, по мнению князя (8; 431–433). Сочувствие генеральши, слезинка на ее щеке вызывают у смертельно больного детскую улыбку и радость. Утешенный Лизаветой Прокофьевной, он способен на время забыть о себе и жить непосредственно – сердцем, а не рассудком. В его эгоцентричной и ожесточенной болезнью душе просыпается сострадание к другим, возникает порыв к Богу. Этот эпизод, как и моменты тяготения Ипполита к Мышкину, показывают, что – живи он дольше – подлинная христианская любовь могла бы преобразить его и открыть для него путь к вере. Он страстно хочет и ищет этой любви. В «Необходимом объяснении» он рассказывает, что мечтал убедиться в любви к нему, хотел, чтобы люди приняли его «в свои объятия». Именно понимание того, что «это была фантазия», привело его к «последнему убеждению», т. е. к решению покончить с собой. Оно «вспыхнуло» в его душе в этот же вечер, когда он убедился в жестокости и разобщенности окружающих (8; 246, 325).

Очень знаменательно одно из признаний юноши:

– Знаете ли вы, – говорит он в той же сцене, – что, если бы не подвернулась эта чахотка, я бы сам убил себя… (8,248).

По мысли Достоевского, не смертельная болезнь (чахотка была и у Мари!), а ошибочное мировоззрение и безлюбовность окружающего мира – главные причины трагедии Ипполита: ими уже подготовлена почва к самоубийству.

Важно с самого начала иметь в виду, что диалог между Ипполитом и Мышкиным ведется с противоположных позиций, но на равных основаниях. Ведь князь, больной эпилепсией, хоть и не столь безусловно, как Ипполит, однако совершенно реально осознает возможность грозящей и ему самому близкой кончины. Но в нем отсутствует страх смерти, так мучающий Ипполита, почти сводящий его с ума. В разговоре с Радомским после отъезда Епанчиных из Павловска Мышкин говорит: «Я… я скоро умру во сне; я думал, что я нынешнюю ночь умру во сне». А следующая глава начинается повторением того же мотива и отклонением его: «Князь, однако же, не умер до своей свадьбы, ни наяву, ни “во сне”, как предсказал Евгению Павловичу» (8; 484–485).